– Стой! – Звонарев выскочил, не дожидаясь, пока Харон остановится. – Света!

Жена увидела – сначала улыбнулась, потом нахмурилась, поглядев в сторону: капитан и сам видел, как из вазовской «десятки» появились трое крепких мужиков с одинаково цепкими глазами. Они быстро разошлись и двинулись на него, стараясь зайти с двух сторон.

Света повернула ключ – мотор чихнул, порычал, но не завелся. Она попробовала еще раз…

Горячая взрывная волна отшвырнула капитана метров на десять – он ударился спиной о дерево и сполз, едва не потеряв сознание. Уши заложило назойливое, мощное гудение – он мог видеть, как беззвучно открывают рот бывшие соседи с первого этажа, показывая на выбитые стекла. Видел, как полыхают три машины с крошкой «Шкодой» посередине; как догорают и плавятся отлетевшие детали. И видел, как поднялись и снова пошли в его сторону трое мужиков, один потянулся рукой за спину…

– Твари! – он не услышал себя. Вскочил, выхватил за-за ремня «ТТ» и двинулся навстречу. – Суки! Не видели, как заложили бомбу?! Не видели, как садилась в машину?!

Смертоносные плевки пистолета отдавались в ладонь, стреляные гильзы летели в разные стороны… Когда оружие не отреагировало на нажатие курка, двое лежали – на легких рубашках расплывались темные пятна; третий, пригнувшись, вытягивал из-за спины руку…

Звонарев приготовился к худшему. Расстояние десять метров, промахнуться невозможно.

Будто издалека капитан услышал хлопки. Повернул голову – Харон стрелял, прижавшись щекой к светло-коричневому прикладу АКМа. Гул в ушах медленно проходил, начала болеть голова – Звонарев по опыту знал, что это начало – контузия, даже легкая, чревата…

Димка опустил автомат, подхватил капитана и поволок к «Мерседесу». Кажется, он что-то кричал, тыкал пальцем – ни один звук не проходил сквозь ватную глухоту, – открыл дверцу, затолкал в машину… Звонарев равнодушно думал, что бросил «ТТ» на улице, а на нем отпечатки и два убитых опера, или кто это был…

Автомобиль выехал со двора, но капитан, потеряв сознание, этого не видел.

Тошнота накатывала волнами, голова разрывалась на части при каждом ударе сердца. Мокрый от пота, едва не теряя сознание, Звонарев валялся на диване и снова жалел, что не умер, – жизнь казалась изощренным и безвыходным издевательством. Стоило ли терпеть мучения, если завтра придется с ними покончить?

Но какая-то часть, уцелевшая в передрягах, кричала – надо жить! Цепляясь за норовившее ускользнуть сознание, борясь с собственными внутренностями, капитан из последних сил выбирался из мутного, дурманящего тумана – смеси боли и отчаяния. Даже сейчас, корчась и постанывая, он искал выход – искал то, что мог упустить, недоглядеть, недодумать… Казалось невероятным, что обычная баба, не связанная до этого с криминалом, провернула такую полномасштабную операцию. Пусть и с помощью Хорошевского…

Стукнула входная дверь – Харон, на руках поднявший капитана в квартиру, сразу же уехал к доктору. Сейчас он привез маленький белый пакет с красным крестом.

– Жив пока? – не то пошутил, не то всерьез спросил Димка, вынимая упаковку шприцев и коробку с ампулами.

– Вроде… – Звонарев хрипел, речь давалась с трудом.

– «Лепила» сказал, поможет, – Димка набрал жидкость в шприц, выгнал лишний воздух. – Завтра будешь как новый.

Капитан почувствовал легкий укол в вену; через тридцать секунд боль отступила, дышать стало легче, буря в животе поутихла…

– Что это? – он кивнул на ампулы.

– От сотрясения, с добавками.

– Какими?

– Тебе не все равно? – Харон убрал приспособления в пакет. – Лежи, отдыхай. Настя занята, но сказала, как освободится, сразу сюда.

– Попить нальешь?

Димка вышел на кухню. Звонарев вытащил ампулу – никаких надписей, простая стекляшка с продолговатым горлышком.

– Покоя не дает? – Харон, стоявший на пороге, насмешливо улыбнулся. Капитан не понял, что удивило больше – нежелание говорить название лекарства или первая за их знакомство улыбка на мертвом лице.

– Вроде того… – он откинулся назад, глубоко вздохнул: боль понемногу уходила. – Не скажешь?

– Лекарство врач дал, названия не знаю… добавка – героин. Для скорости.

Звонарев побледнел.

– Не бойся, – Димка хмыкнул, – мало совсем.

– Нисколько не надо!

– Как знаешь. Я сюда добавил, – Харон поставил чашку, придвинул столик ближе к дивану, – другие ампулы чистые. Легче?

Капитан неохотно кивнул.

Димка постоял еще минуту и ушел на кухню; в нагретом воздухе пахло кофе.

Наркотики оказали странное действие – Звонарев прикрыл глаза и начал думать о хорошем… только о хорошем… хотелось всех простить… и улыбаться… и хотелось оказаться в цирке, посмотреть на клоунов – они смешные… и еще там классные панды – черно-белые плюшевые мишки, флегматично жрущие тростник на пальмах… надо завести одну панду дома и играть с ней… Сколько мыслей… Сколько мыслей! Их всегда столько было?.. Приятно тонуть в них – пошли все!.. У меня есть мысли…

– Саша, – кто-то тряс его за плечо.

Капитан морщился, не хотел открывать глаза, сквозь сон жужжали пчелами голоса:

– Ты чего вколол, придурок? – Настя. Милая, добрая, нежная… убийца. Забавно…

– «Белого» сварил, в лекарство, иначе бы «кони двинул», – Харон огрызается… сколько же раз его пытались убить за последние дни? Два, три раза? Больше?

– Как он с матерью говорить будет, идиот? Что она увидит?

«Стоп! Собраться! Мать? Она привезла маму?» – Звонарев тряхнул головой, с трудом открыл глаза. Картинка бегала, съезжала в разные стороны, но становилась все четче. Собравшись с силами, он встал – голова закружилась, капитан быстро прошел в ванную. Сунул голову под струю ледяной воды и держал, пока тело не заломило.

Отфыркиваясь, он вернулся в комнату.

Настя сидела в кресле, закинув ногу на ногу, Харон стоял возле двери.

– Ты как? – девушка встала, участливо заглянула в глаза. – Я не знала, что этот дебил учудит с лекарством…

Димка, буркнув под нос, ушел на кухню.

– Ты говорила о маме? – сознание прояснилось, и снова наступало чувство разбитости… Звонарев не хотел, чтобы мать видела его в таком состоянии.

– Да, в машине ждет. Я хотела убедиться, что ты в порядке.

– Зови ее, она, наверное, издергалась вся! – капитан легонько подтолкнул девушку к двери.

Сам уселся в кресло и попытался изобразить улыбку… искренне надеялся, что получилось, хотя скорбное лицо заглянувшего Харона говорило об обратном.

– Санечка! – мать ураганом влетела в квартиру. – Ой, что с лицом? А у нас – беда… Да ты, наверное… А почему голова разбита – дай посмотрю… ой, какой синячина…