Эта задача была трудной, она внушала страх, но нельзя ее отвергать. Два дня назад я стоял в Калистоге, содрогался от дурных предчувствий и боялся, что это мероприятие может с легкостью меня уничтожить. И все же поборол страх, переступил черту и ввязался в битву. И сорок шесть часов спустя я все еще стоял на ногах. Это был мир Тим-Дин – команды Дина, – лучше и быть не могло.

Пока меня чуть не переехал автофургон.

– Берегись, сумасшедший! Смотри, куда бежишь! – заорал водитель в окно.

Но я был на пешеходном переходе, поэтому просто улыбнулся и помахал ему, совершенно не способный разозлиться. Уровень эндорфинов в моей крови был слишком высок, чтобы раздражаться из-за таких мелочей, как грузовик, который чуть меня не сбил.

Было около трех часов дня, и солнце ярко светило, стоя почти в зените. Маршрут петлял по улочкам в центре Санта-Крус. Несколько прохожих и посетителей магазинов махали руками в знак поддержки, но большинство понятия не имели, что идет какой-то пробег. Как же смешно я должен был выглядеть – полумертвый, блестящий от пота, похожий на Фидиппида, настоящего греческого бегуна на длинные дистанции, который старался доставить новости о победе на Марафонской равнине в Афины. Только мы были сейчас не в Древней Греции, а в торговом районе Санта-Крус.

До конца пути оставались чуть меньше двух с половиной километров, когда дорога перетекла в многолюдную пешеходную дорожку, идущую вдоль пляжа. Здесь было полно отдыхающих, туристов и тех, кто гулял с собаками. В этот момент я прорвался гораздо дальше состояния «эйфория бегуна» и беззаботно плыл вперед, как звезда на залитой солнцем сцене, полностью невесомый от шеи и ниже. Непонятно, как такое возможно, чтобы человек, пробежавший почти триста двадцать километров, совсем не испытывал боли.

За полтора километра до финиша сердце начало колотиться как бешеное, но теперь от радости, а не от чрезмерной нагрузки. Меня переполнял восторг, и я понесся во весь опор.

Тротуар шел вдоль крутого берега параллельно пляжу и чуть выше него. Я разглядел вдалеке американские горки в парке аттракционов в Санта-Крус – это был конец маршрута. Я рвался к финишу, петляя между серферами с их досками и мячами для пляжного волейбола, улетевшими с площадки. Люди гикали и улюлюкали, когда я проносился мимо, но их лица виделись мне как размытые улыбающиеся пятна.

Американские горки приближались, я держал курс на них. По пляжу вдоль тротуара до самого финиша, оставив только узкий проход, выстроилась толпа болельщиков. Другие участники молча внимательно осматривали меня, когда я пробегал, и казалось, они не знают, что можно сказать человеку, который бежал два дня без перерыва.

– Как насчет аплодисментов? – сказал я, поддразнивая толпу. – Я только что прибежал из Калистоги.

И тут все натурально сошли с ума.

Когда я пробегал последний отрезок пляжа, ко мне присоединились моя семья и Гайлорд, и мы все вместе – прямо как я и хотел – пересекли финишную черту одной командой. Если бы меня видела моя сестра, я точно знаю, она бы улыбалась. Счастливее момента я и представить себе не мог.

Пробежка, которая началась в долине Напа сорок шесть часов и семнадцать минут назад, закончилась исполнением мечты. Чудесным образом я пробежал последнюю милю меньше чем за шесть минут – такую скорость мне очень сложно развить даже в более свежем состоянии. Я гордо стоял на финише и, что удивительно, даже не запыхался.

С Либби Вуд на финише

И посреди этого столпотворения мне протянули ребенка. Девочка смотрела на меня большими карими глазками и лучезарно улыбалась. Я тут же узнал Либби Вуд. Ее мама передала мне малышку на руки, и я стал качать хрупкое тельце. Врачи говорили, что она умирала, а я увидел в ней жизнь.

– Мы так благодарны за то, что вы сделали, – сказала мама Либби.

– Я так счастлив, что мы встретились здесь, это просто чудесно.

– Тим-Дин, – обратилась ко мне журналистка, – можно я попрошу вас развернуться лицом к камере?

Щелканье и блики вспышек пугали Либби, она крутилась и вырывалась из моих рук с невероятной силой.

– Она будет бегать, – объявил я, стараясь держать ее так, чтобы она могла шевелиться.

Кто-то надел мне на шею медаль, и нас продолжали фотографировать. Затем посыпались вопросы.

Я поднял Либби, она улыбалась, но продолжала пинаться. Народ засмеялся.

У Либби, как и у меня, была прекрасная семья, которая поддерживала ее на всем ее сложном пути. Все приехали в Санта-Крус: тети, дяди, бабушки и дедушка, – и мы всей толпой праздновали и веселились весь остаток дня и кричали как сумасшедшие, когда к финишу приходили участники других команд. Мы с родителями Либби пообещали друг другу встретиться здесь же через год. Давая обещание, мы искренне надеялись, что Либби сможет. Но, к сожалению, обстоятельства не позволили.

Когда солнце начало садиться и толпа постепенно расходилась, Александрия взяла меня за руку и сказала:

– Пап, теперь мы можем идти?

– Конечно, можем, дорогая.

Я был потный, грязный, давным-давно падал от усталости и мечтал только о ванной и кровати.

Затем она радостно заявила:

– Смотри, что у нас есть!

Она сжимала в руке целую стопку билетов в парк аттракционов.

Мои ноги после двухсотмильного пробега

– Где ты их взяла?

– Нам их дал доктор Шапиро.

– Ах, этот доктор Шапиро, – пробормотал я еле слышно, – что за человек.

– Что, пап?

– Я говорю… Эти американские горки – отличная идея! – Я повернулся к Джули. – Эй, мам, пойдешь с нами?

– Ты шутишь? – ответила она. – Я пойду в автодом спать.

– Где родители?

– Они спят в автодоме.

– Гайлорд?