и Эдом. На столе выстроились бокалы, готовые к тому, чтобы их наполнили шампанским. Рядом лежали подносы, с которыми мы собирались обслуживать гостей во время мероприятия.

Мы поздоровались с мамой Лив, которая своей громкой, взбалмошной манерой общения всегда напоминала мне встревоженную птицу. Она так крепко меня обняла, что стало нечем дышать.

– Как я рада снова тебя увидеть, Уилл!

– Я тоже рад, миссис Райт.

– Моника! Сколько раз я просила называть меня Моникой?!

Я натянуто улыбнулся. Еще никто не мог заставить меня отказаться от хороших манер.

Миссис Райт объяснила, как нужно вести себя в галерее. Я слушал вполуха, потому что изо всех сил старался не пялиться на Лив. Но я то и дело ловил на себе и ее взгляды. Она тоже нервничала? Она радовалась совместному вечеру? Мне захотелось выпить шампанского, чтобы преодолеть волнение.

Когда мама Лив подвела нас к подносам, я заметил в углу что-то большое, черное… И оцепенел. Этот чехол я узнал бы из тысячи. Лив привезла с собой гитару! Она собиралась выступить. И как я раньше не догадался? Ведь это отличный способ начать аукцион. И все равно земля ушла из-под ног. Конечно, мне нравилось, когда Лив играла на гитаре. Мне нравился ее голос, меланхоличный и с хрипотцой. Мне нравилось, как она выглядела, полностью погруженная в процесс, когда для нее не существовало ничего, кроме музыки. Но я понимал, что она могла выбить меня из колеи.

Я быстро схватил один из бокалов, который уже наполнили Фиона и Элли, одним глотком опустошил его, а потом начал помогать девчонкам.

Когда приехали первые гости, мы предоставили маме Лив как хозяйке вечера встречать гостей, а сами вчетвером сбились в маленькой комнате.

– Все готовы? – спросила Лив через пару минут.

Фиона ухмыльнулась, Элли подняла вверх большой палец. Алкоголь делал меня легким и тяжелым одновременно. Я чувствовал себя хорошо. Хоть и слегка беспокойно, но достаточно приземленно, чтобы подавать закуски богачам.

– Хорошо, тогда начнем. – Лив открыла дверь, и мы схватили подносы. Поскольку у Лив и Элли был опыт работы официантом, они взяли на себя бокалы, а мы с Фионой занялись едой.

Мы незаметно скользили меж гостей, которые рассматривали фотографии на стенах и вели приглушенные разговоры. С моего подноса то и дело что-то брали, и мне даже не приходилось ничего делать. Для этих людей я был невидимкой.

Время пролетело незаметно. Вскоре после того, как я вновь наполнил поднос, мама Лив вышла на сцену.

– Добро пожаловать на благотворительный вечер, посвященный спасению «Джульетты» – парусника с богатым историческим прошлым, который сейчас, к сожалению, находится на грани разрушения.

С богатым историческим прошлым? Нехило она приукрасила. Но люди уже возбужденно столпились вокруг золотой модели. Некоторые даже бросали купюры в ящик с узкой щелью, который Лив поставила рядом.

– Своим пожертвованием вы поможете спасти этот прекрасный катер, – продолжила мама Лив. – К тому же во время аукциона вы сможете приобрести мои работы. Выручка пойдет на реставрацию «Джульетты», а оставшуюся сумму мы передадим ЮНИСЕФ. Но прежде, чем начать благотворительный аукцион, позвольте представить вам мою талантливую дочь Оливию Райт. Она обеспечит музыкальное сопровождение вечера.

Все подошли к сцене и начали аплодировать. Лив вышла с гитарой. Она сияла как золотой ангел, но по ее неуверенным шагам я понял, как она волнуется. Ее мама чмокнула Лив в щеку и ушла со сцены.

Лив поклонилась публике, которая вновь начала хлопать, пока Лив устраивалась на высоком табурете. С широкой улыбкой она обвела глазами толпу. Ее взгляд остановился на мне, и улыбка стала шире, глаза светились.

– Добрый вечер, дамы и господа! Я очень рада, что сегодня здесь столько гостей. «Джульетта» много для меня значит, и я благодарю вас за готовность помочь нам сохранить фамильную ценность.

Я ни на секунду не отводил от нее взгляда, она очаровала меня так же, как и всех остальных. Ей это всегда отлично удавалось.

Затем она нагнулась к гитаре, несколько раз дернула струны, чтобы убедиться, что инструмент настроен, и… начала играть.

Едва раздались первые меланхоличные аккорды Poison&Wine группы The Civil Wars, у меня перехватило дыхание. Мне хотелось прижать руку к груди.

Вот она, знакомая боль, черная пропасть. Но в этот раз было что-то еще. В темноте загорелся свет, согревающий изнутри. Это была надежда. Уверенность. В том, что отныне я буду слышать голос Лив чаще, что я увижу, как ее пальцы скользят по струнам и как ее волосы сверкают золотом в свете прожекторов. Потому что Лив снова рядом. Она сидела передо мной и говорила, что больше не уйдет.

Теплое сияние разлилось по моему телу и вытеснило темные тени. В груди больше не болело, наоборот, впервые за долгое время я почувствовал себя целым. Словно осколки сердца постепенно встали на свои места.

Я забыл о подносе в руке. Забыл о людях вокруг. Я застыл на месте и слушал Лив.

Она полностью сосредоточилась на гитаре. Так страстно перебирала струны, словно гитара была ее возлюбленной. Ее бархатистый голос заполнял весь зал. Она так погрузилась в собственный мир, что я мог спокойно ей любоваться. Изящно изогнутые брови, сияющие зеленые глаза, локон, упавший на лицо.

И тут Лив подняла глаза прямо на меня. По моему телу словно прошел ток, я хотел быстро отвести взгляд, но она не сводила с меня глаз, не отпускала.

– У меня нет выбора, – пела она, – и все равно я выбираю тебя. – Она так проникновенно смотрела мне в глаза, что не осталось сомнений: она пела для меня. Лив передавала мне послание.

У меня нет выбора, и все равно я выбираю тебя.

Мне стало так жарко, что пришлось ослабить бабочку. Дрожащими пальцами свободной руки я дергал галстук до тех пор, пока не освободил шею. Прочистив пересохшее горло, я наконец облегченно вздохнул.

Когда я вновь поднял глаза, Лив уже смотрела на гитару. Словно того короткого момента между нами и не было. Но я никогда его не забуду. Секунду, когда мне стало ясно, что у Лив еще есть чувства ко мне.

После того, как Лив проводили оглушительными аплодисментами, на сцену вышел аукционист, которого мама Лив только что поприветствовала на входе. Это был невысокий, крепко сбитый мужчина с кожей цвета охры. На нем был костюм и очки в никелевой оправе. Он привычным жестом занял место на кафедре и разложил свои заметки. Затем громким голосом поприветствовал собравшихся и открыл аукцион. Гости разошлись по высоким столам к номерам для ставок.

Все это