просто повторять сказанное, а исследовать предпосылки, лежащие в основе существования обсуждаемых социальных типов, если мы хотим, чтобы наша научная работа имела значимое влияние.

Другими словами, изложенная в этой главе точка зрения предполагает, что социальные виды не просто идентичны представлениям людей о них - хотя, опять же, представления часто играют каузальную роль в формировании видов. Например, многие белые американцы не знают всех или многих свойств, связанных с принадлежностью к еврейскому народу в наш современный исторический момент; следовательно, есть возможность их перечислить. Это становится еще более сложным в отношении социальных видов, поскольку социальный мир и виды, которые его составляют, постоянно меняются (даже многие американские евреи, в том числе и я, не знают, какими были все свойства, связанные с еврейством, в разные периоды или в разных местах). Социальные виды также обычно обладают свойствами, возникающими в отношениях с другими социальными видами, поэтому для отслеживания всех релевантных свойств данного вида необходимо чувство сложной реляционной экологии. Кроме того, социальные виды имеют тенденцию варьироваться в зависимости от контекста (времени/места) в большей степени, чем многие предполагают. Все это означает, что ученым часто приходится отличать общеупотребительный термин от реального социального типа (и обязательно процессов формирования властных кластеров и закрепления), к которому этот термин относится.

Ближайшим родственником анализа такого рода может быть фукоалдианская генеалогия. Но, как уже отмечалось, генеалогия обретает большую часть своей силы, демонстрируя неустойчивость, разрывы, вариации и изменения. Однако, как я уже утверждал, вариации и изменения являются нормой в социальном мире. Социальные виды - это виды процессов. Поэтому мы должны предполагать прерывистость и различие. Странным является любое сходство или стабильность. Для того чтобы метамодернистский анализ видов-процессов состоялся, необходимо объяснить не прерывистость, разрыв или изменение, а то, почему вообще какие-либо свойства должны стабилизироваться. Таким образом, это зеркальное отражение фукольдианской генеалогии.

Заключение: Изменение социального мира

Я утверждал, что социальный мир не сводится к людям или видимым социальным силам. Он существует скорее в терминах материализованных социальных видов. Социальные типы состоят из властных кластеров и процессов, которые их закрепляют. Власть - это система отношений, а не конкретная сущность сама по себе. Сосредоточение на сходствах и игнорирование причинно-следственных процессов, породивших эти сходства, исторически подрывало научные генерализации и теоретизирование всех видов.

Многие социологи также постулировали бесполезную оппозицию между агентом и структурой. Но теперь мы знаем, что социальные виды возникают в петлях обратной связи, причем разумные существа производят их и, в свою очередь, производятся ими. Вместо того чтобы предполагать напряженность между агентством и структурами, мы должны думать о силе и слабости привязки как о континууме, в котором индивид обладает меньшей или большей способностью изменять (сознательно или бессознательно) конкретный социальный тип и его свойства.

Многие ученые также продолжают регулярно рассуждать, исходя из презумпции, что социальное не является "реальным" - например, что истерия каким-то образом не была реальной даже для тех, кто ее пережил. В ответ другие ученые часто хотят сказать, что все, что переживают люди, для них "реально", не объясняя, что это значит. Мы можем быть более изощренными в нашем понимании того, что значит быть реальным (см. также главу 1). Мы можем сказать, по отношению к чему социальный вид является реальным, и теперь мы знаем, что полезность термина данного социального вида зависит от цели, с которой он используется, и его способности охватить соответствующие властные кластеры. Это справедливо как для обычного языка, так и для научных исследований.

По всем причинам, которые я обсуждал, социальные виды не имеют необходимых и достаточных определений условий. Но они также не являются просто специальным изобретением конкретного теоретика. Чтобы дать описание социального вида, необходимо прояснить кластер сил, к которым относится этот термин, а затем изучить процессы закрепления, которые порождают эти кластеры. В некоторых случаях термины, под которыми что-то классифицируется, вероятно, играют роль в стабилизации его свойств (например, быть принятым на работу в качестве "профессора"), но в других случаях термины будут в значительной степени нерелевантны, поскольку данный вид либо возник функционально, либо описывает кластер полномочий, произведенных вторично в результате формирования других видов (например, пробки не зависят от того, что их так называют, но обязательно возникают вместе с историей автомобиля). Некоторые социальные виды не могут существовать без того, чтобы соответствующая культура не имела для них термина, в то время как другие социальные виды требуют наличия версии термина. Отчасти долг ученых - научиться различать их.

Чтобы социальный вид был полезен, он должен определять реальный причинный процесс, который порождает реальные кластеры свойств. Сложность заключается в том, что социальный мир принципиально разобщен. Он соткан из пересекающихся процессов, которые трудно дезагрегировать. Социальные виды сильно пересекаются, обычно вложены друг в друга и имеют нечеткие границы. Один и тот же термин обычного языка может распространяться на несколько конкурирующих социальных видов. Все вместе взятое, на мой взгляд, предполагает ограниченный конвенционализм (или, можно сказать, прагматизм) в том, как оговариваются наши категории видов.

Тот или иной процесс или социальный тип будет казаться то одним, то другим типом в зависимости от уровня анализа и цели его развертывания. Таким образом, мы впитали деконструктивную критику, поскольку можем как полностью согласиться с критикой классических основных категорий, так и отречься от представлений об их сущностной природе, продолжая при этом делать свою работу. За исключением процессов закрепления, о которых говорилось выше, нет ничего, что удерживало бы силы или свойства данного социального типа стабильны. У таких категорий, как "религия" или "искусство", нет сущностного или межвременного значения. Недостаточно также просто проследить использование термина "искусство" при рассмотрении различных видов властных кластеров. Невозможно дать определение дисциплинарной категории мастера. Не существует определения религии.

Но, взорвав классические представления о понятиях, мы получили представление о том, что значит иметь разрозненные и пересекающиеся понятия. Понятые таким образом, социальные виды могут выполнять генеративную функцию в целом ряде научных проектов.

Еще одно важное следствие представленной здесь теории социальных видов заключается в том, что она требует повышенной рефлексивности в отношении наших научных категорий. Как уже отмечалось, люди постоянно ошибочно полагают, что их конкретные локальные категории или социальные виды способны к универсализации. Обыденное мышление и язык обычно предполагают прозрачность наших понятий (мы думаем, что "All Along the Watchtower" Хендрикса - чертовски хорошая рок-песня", но мы не тратим много времени на размышления о том, каковы свойства рок-музыки, или как рок мог измениться со временем, или что мы понимаем под словом "песня" и т. д.). Однако исследование, представленное в этой главе (а