Тем временем главный судья, оставшийся на месте, подозвал к себе капитанов. От «Спартака» вышел Алексей Пашин, от «Железнодорожника» невысокий чернявый крепыш с тоненькими усиками. Пока шла жеребьевка, Веня не отрывал взгляда от главного судьи. Лет тридцати пяти, волосы русые, довольно густые – мужчина не особо походил под описание, сделанное Катей. Раздался свисток, и игра началась. Главный судья отбежал в сторону. Он двигался легко и довольно изящно. Ни о какой хромоте не было и речи. Веня переключил внимание на двух боковых судей.

Одному из них было уже лет под сорок. В том, что не он напал на Катю, у Вени не было сомнений. Второй, коротко стриженный боковой судья, напротив, был молод. Веня еще сильнее сжал в руке уже и без того измочаленную газету. Тут трибуна взревела, и молодой оперативник перевел взгляд на поле. Он увидел, как Мишка Ярушкин, получив пас в центральной зоне, устремился к воротам противника. Обведя одного за другим двух защитников, он выдал длинный диагональный пас Пашину, и тот пробил по воротам. Однако вратарь оказался на высоте и спас свою команду от, казалось бы, неизбежного гола, выбив мяч за боковую линию. Болельщики заулюлюкали, поддерживая каждый свою команду.

Мяч в игру ввел игрок по фамилии Трофимов, тот самый, который в ходе игры со смоленской командой в день убийства Зацепина не сумел реализовать пенальти. Когда мяч по дуге пролетел в штрафную, Ярушкин, словно предвидя место его падения, рванулся вперед и в высоком прыжке отправил его в сетку ворот. Крики радости болельщиков одной команды и разочарования болельщиков другой огласили трибуны.

На табло появилась единица, «спартаковцы» подбегали к Мишке, хлопали его по плечу, обнимали; лица их озаряли улыбки. Матч продолжился, и Веня вновь отыскал взглядом так заинтересовавшего его бокового судью. Лет тридцати, треугольное лицо, высокий лоб. «Этот вполне соответствует описанию Демченко и Кати», – рассуждал про себя Костин. Он слегка привстал, но тут же почувствовал, как ему на плечо легла чья-то рука. Веня обернулся и увидел Зверева.

Его непосредственный начальник, который обычно одевался по последней моде, на этот раз был не похож сам на себя. На нем были выцветшие брюки и полосатая фуфайка с расстегнутым воротничком. Серая клетчатая кепка с поломанным козырьком была надвинута на лоб, прикрывая почти всю верхнюю часть лица. Веня едва не прыснул со смеха. Он хотел пошутить, но не успел.

– Пошли, – коротко сказал майор и двинулся в сторону прохода, Костин тут же последовал за ним.

Вскоре они оказались за пределами стадиона. Возле дежурного автобуса уже стояли Демченко и Евсеев. Чуть поодаль Шура Горохов что-то весьма оживленно рассказывал водителю Грише Панюшкину, который слушал парня и с хмурым видом кивал.

– По коням, – негромко приказал Зверев и вошел в салон.

– Разве мы уже уезжаем? – воскликнул удивленный Веня, увидав, как Гриша занял водительское место и завел двигатель.

– Да, мы уезжаем.

– Но почему?

Зверев не без осуждения глянул на Веню и прошипел:

– Потому что нашего диверсанта тут нет!

Слова Демченко о том, что ни среди игроков обеих команд, ни среди судей Кирилла Черных нет, в очередной раз застали Веню врасплох. Он сидел и таращился в окно и в очередной раз мысленно ругал Зверева за его проклятую скрытность. «Почему он ничего не рассказывает и куда теперь мы едем»? – злился Веня, на этот раз уже катая на колене скомканную в шар «Комсомольскую правду». Демченко сидел за спиной у водителя, по левую сторону от Вени Евсеев с Гороховым оживленно обсуждали забитый Ярушкиным гол, Зверев же забился в конец салона и тихонько посапывал. «Как он может сейчас спать? – удивленно подумал Веня. – Мы же снова остались в дураках, и, судя по всему, никому сейчас не понятно, что нужно делать».

Автобус выехал за город. Они переехали через железнодорожное полотно, предварительно простояв не меньше пяти минут у шлагбаума, пропуская поезд. Примерно через полчаса свернули на грунтовку, потом спустились с горки, обогнув заброшенный храм, и после этого въехали в деревеньку. Зверев к этому времени уже проснулся и указывал Грише дорогу. Когда они остановились у колодца и вышли из автобуса, к ним подошел мужчина с угловатым лицом, одетый в коричневый пиджак, армейское галифе и кирзовые сапоги. В руке он держал ивовый прут, которым то и дело постукивал по сапогу.

– Приехали? Это хорошо, а то я уже устал тут без дела шататься, – сказал мужчина и сплюнул.

– Знакомьтесь, это Федя Ярыгин, сержант государственной безопасности, – представил незнакомца Зверев.

– Ого! Так у нас совместная операция? – усмехнулся Шура.

– Что-то вроде того, – сказал Зверев.

Тот, кого называли Ярыгиным, поочередно пожал всем прибывшим руки и поманил Зверева и его спутников за собой. Гриша остался у автобуса, а Ярыгин, Демченко, Зверев и трое его оперов прошли с полсотни шагов и остановились возле старенького деревянного домишки с зелеными ставнями и красной, рассохшейся от времени трубой. Они миновали калитку, после чего Зверев приказал:

– Шура и Дима к окнам, Демченко, оставайся у двери, остальные со мной!

Зверев поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Она распахнулась, и на пороге возникла женщина лет тридцати, в цветастом халате и с костяным ободком в волосах.

– Вам кого? – спросила хозяйка.

– Василиса Шестакова?

– Да, это я…

– Ваш муж дома? – строгим голосом поинтересовался Зверев.

Женщина отпрянула и охнула, по-бабьи прикрыв ладонью рот.

– Мы из милиции! Посторонитесь, – Павел Васильевич отодвинул женщину в сторону и вломился в хату. Вслед за ним в дом вошли Веня и Ярыгин.

Обычная комната: в углу иконка с лампадкой, ларь у стены, стол и стулья, на стенах портреты хозяев в рамках, на стене тикают часы. За столом сидел молодой, коротко стриженный мужчина и пил из блюдца горячий чай. Увидев Зверева и его подручных, мужчина поставил блюдце на стол и поднялся из-за стола.