Что это за молоденькая женщина, с которой вы живете? Сколько ей лет? Вы собираетесь на ней жениться? Вы хотите еще иметь детей? Вы считаете себя мудрецом или старым дураком? А эта девушка, случайно, не вымогательница? Вам что же, захотелось заиметь связь на стороне? Или тут кроется нечто большее?

Но ничего подобного не происходит. Джойс остается с моей матерью на заднем дворе. Они высаживают лилии в большие горшки, срезают лишние ветки с разросшихся кустов — одним словом, готовят сад к новому сезону. А дети тем временем выметают утренний снег из-под вечнозеленых хвойных деревьев.

— Сейчас январь, — чуть раньше коротко пояснила мне Джойс. — В саду полно разных дел. И кроме того, пора подводить итоги. Кто рано встает, тот везде успевает.

— Кто рано встает, тому Бог дает, Джойс, — поправляю я.

— Вы меня поняли, мистер.

Если верить Джойс, в саду полно дел в любое время года. До меня и сейчас доносится ее мягкий голос. Она что-то говорит матери, и, хотя не могу разобрать слов, я понимаю, что речь идет не о моем отце. А это уже в определенном смысле победа.

Я отворачиваюсь от окна и вижу, как отец уносит последние коробки со своими вещами. Это коллекция виниловых пластинок. Тут и Глэдис, и Стиви Уандер, и Пипс.

— А ты не слишком ли стар для таких веселеньких мелодий? — киваю я на альбом с городскими танцами, желая уколоть его напоследок.

— Думаю, что, если человек хочет повеселиться, его старым уже не назовешь. Ты ведь веришь в радость и веселье на старости лет, Элфи? — парирует он.

Я ненавижу его не потому, что не могу его понять, а потому, что, напротив, слишком хорошо понимаю. Он мой отец и навсегда останется им, и мне становится страшно, что во мне таится много того, что я не люблю в нем.

Наши жизни переплелись. Мы ближе друг к другу, чем я стараюсь это представить себе. Достаточно вспомнить хотя бы ночи на съемных квартирах с разными женщинами, у которых возле кровати стоят чемоданы и которые во сне разговаривают на непонятных мне языках. А еще уловки, к которым приходится постоянно прибегать, вечное вранье и времяпрепровождение с теми, кто (и вы сами уверены в этом!) все равно никогда не займет в вашем сердце первое место.

Да, я верю в радость и веселье. Особенно если принять во внимание последние дни. Но мне боязно даже подумать о том, что все эти съемные квартиры и комнаты могут стать единственным домом для меня и моего отца. Тем самым домом, которого мы заслуживаем.

Но вот он неуклюже выбирается со своими коробками из входной двери, а из сада в это время доносится веселый женский смех.

Джеки является к нам домой, когда я занимаюсь с Джорджем в парке. Моя мама впускает ее, угощает чаем с печеньем и старается сделать так, чтобы молодая женщина почувствовала себя уютно и спокойно. Моя мама может впустить в дом кого угодно. Удивительно, как она до сих пор цела и невредима!

— Она сейчас в гостиной, — сообщает мне мама. — Симпатичная девушка. Только одевается как… проститутка, что ли.

— Мам, не надо, — говорю я, и голос у меня звучит так же виновато, как если бы я сломал любимую дорогую игрушку.

— Ну хорошо. Она сказала, что принесла тебе сочинение, — бодро докладывает мама. — Я подумала, что она твоя ученица.

— Все мои ученицы — иностранки, мам.

Я смотрю на Джеки сквозь щелочку приоткрытой двери. Она устроилась на диване и одета так, словно собралась на танцульки или твердо вознамерилась заработать двустороннее воспаление легких. Топик без бретелек, короткая юбчонка и высоченные каблуки. Такими при случае можно и глаз кому-нибудь выколоть. Молодая женщина неспешно попивает чай и разглядывает фотографии на стенах — эти черно-белые шедевры, изображающие людей за работой. Их собирал мой отец, когда только начал прилично зарабатывать.

Первая моя мысль — сбежать. Но в таком случае Джеки начнет меня преследовать. Лучше сейчас же отделаться от нее раз и навсегда.

— Привет, — добродушно произношу я, проходя в комнату.

— Ой, здравствуй, — откликается она. В первое мгновение ей хочется встать, но, вспомнив о чашке чая и печенье в руках, она тут же отказывается от этой затеи. — Послушай, мне очень не хотелось снова беспокоить тебя, но дело в том…

— Ничего страшного. Но только мне кажется, я довольно ясно дал понять, что больше никого не учу английской литературе.

— Как раз наоборот, я поняла, что именно ты и являешься таким учителем, — смеется Джеки, словно сказала сейчас что-то забавное. — Просто тебе не хочется учить именно меня.

Она ставит чашку с чаем на журнальный столик, кладет туда же печенье, берет в руки большой коричневый конверт, лежащий на диване, протягивает его мне.

— Что это?

— Сочинение-реферат. Об «Отелло».

— «Отелло»?

— Да, это о ревности. О том, кто любил страстно, но при этом не был достаточно мудр и благоразумен. Ну, тут про Дездемону, Яго и всех остальных.

— Я знаю эту пьесу.

— Разумеется. Извини.

Сочинение об «Отелло»? Только этого мне не хватало для полного счастья!

— Ты его прочитаешь?

— Послушай…

— Пожалуйста, — просит она. — Мне очень нужно вернуться в колледж. И я очень серьезно отношусь к учебе, а к этому предмету — в особенности.

— Но дело в том, что я не…

— И он мне неплохо давался! Даже очень здорово давался! Потому что я любила его по-настоящему. Книги вызывали во мне такое особенное чувство, как будто я… как будто я, ну что ли, связана через них со всем остальным миром. Это было просто какое-то волшебство! Ну дай мне один шанс. И перед тем как ты окончательно решишь отказать мне, пожалуйста, прочитай мое сочинение.

Я смотрю на Джеки и думаю: «Ну что может знать эта королева танцев местного значения о том, “как любить страстно, но при этом не быть достаточно мудрым и благоразумным”?»

— Мне действительно очень неудобно, что я вынуждена отвлекать тебя и занимать твое время. Прости, что врываюсь со своими просьбами. Но если ты прочитаешь мое сочинение и придешь к выводу, что все равно не хочешь меня учить, тогда, обещаю, больше беспокоить тебя никогда не стану.

Вот почему мне приходится пообещать, что я прочитаю ее сочинение. Только бы она от меня отстала. Когда же я провожаю ее до двери и она прощается с моей матерью, я вдруг сознаю, что испытываю некоторое сочувствие по отношению к Джеки Дэй. Бедняжка так ничего и не поняла. Ну какое отношение имеет мое объявление к учебному процессу?!