* * *

На все звонки Бориса Лера упорно не отвечала. Она не была готова к разговору. Унизительная мысль, что она содержала на свои деньги любовника, приводила Леру в бешенство.

Спустя неделю, когда злость немного поостыла, Лера сама позвонила Борису и согласилась на встречу.

– Почему ты мне сам ничего не рассказал? – спросила Лера, почти дословно пересказав Борису услышанное от матери.

Лера подняла бокал. Лицо Бориса расплылось в богемском стекле. Стоило увидеть это лицо, и злость, накопившаяся за последние дни, внезапно прошла. Она не могла подолгу сердиться. Мужчину создавшего неудобства, она без колебаний вычеркивала из своей жизни.

– А зачем? Какое значение для тебя имеет мое прошлое? Нам было хорошо вместе, и этого достаточно. Замуж за меня ты не собиралась выходить. Я ни на что не претендовал, не ревновал тебя к Стрельникову. Тебя все устраивало. Или ты хотела, чтобы я вызвал твоего Стрельникова на дуэль? Что тебя не устраивает?

Он был прав. Именно такие отношения ее устраивали больше всего. Стрельников был для спокойствия родителей и ее социальной защищенности, а Борис – для души и тела. А потом все как-то нелепо разрушилось. В один миг.

– Чем ты занимался все это время в Москве?

Лере стало вдруг интересно.

– Вначале ничем. Просто жил. Потом писал копии картин. Но все законно, – спохватился Борис. – Работы продавались только через галерею, налоги платились.

– А потом?

Борис молча отпил вино. Этот модный ресторан он выбрал специально.

В этом дорогом ресторане они с Элеонорой отмечали свою первую удачную сделку. Он тогда впервые почувствовал себя богатым человеком. Какое это сладкое чувство богатой жизни!

– Ты, конечно, не помнишь, но одно время был огромный спрос на русскую пейзажную живопись, – Борис грустно улыбнулся. – Все как с цепи сорвались. Всем захотелось иметь обязательно работу девятнадцатого века. Модно, и все.

А где взять картины для всех желающих?

– Спрос рождает предложение. Это понятно. Только я никак не пойму, откуда уголовное дело, если вы, как ты говоришь, легально продавали копии картин? Где криминал?

Никакого криминала вначале не было. Его репродукции Шишкина, Левитана и Зяблова постоянно покупались небогатыми ценителями искусства. Деньги, пусть небольшие, капали постоянно. На жизнь хватало.

Криминал начался позже.

Во Францию они прилетели порознь. Берестов позвонил Элеоноре незадолго до вылета самолета. Просьба была по сути пустячной. Билет на чартерный рейс до Ниццы, как всегда в таких случаях, Берестов заказал один, не беря во внимание спутника Элеоноры. Борис вылетел через три часа рейсом Москва – Париж.

К тому времени Элеонора успела посетить выставку и оплатить картину, отложенную для Марка Яковлевича.

Побродив по Ницце, Борис был уверен, что остаток дня они проведут в гостинице, но Элеонора потащила его по галереям, словно в Москве такого добра мало.

– Чья это работа? Посмотри внимательно.

Уставшего Бориса вопросы Элеоноры начинали раздражать. Откуда он может знать, чья это работа?

– Янус. Девятнадцатый век, – тоном учительницы ответила Элеонора. – Тебе не напоминает никого?

По тону, каким был задан вопрос и по блеску, появившемуся в глазах Эли, он поймал ее мысль на лету. Все было просто и гениально! Гениально, потому что просто!

– Аккуратно убираем вон те штрихи, – Борис показал рукой на картину и прижал Элеонору к себе. – Они нехарактерные для русского пейзажа. Подпись «русифицируем». Все! Родные просторы!

– Получаем передвижника Киселева. Ранняя работа. Малоизвестная картина, – почти прошептала Элеонора. – Ты представляешь, сколько можно заработать денег? Без Марка.

Усталость мгновенно прошла. Он не переставал удивляться изворотливости таланта Элеоноры.

Первую картину за смешные деньги, почти что даром, Элеонора купила на французском аукционе. Это была неизвестная работа Коровина, только не Константина, а его сына Алексея. Дело оставалось за малым: подправить инициалы. Картину купили в тот же день, как она появилась в галерее.

Вот тогда, получив первые деньги, они сидели с Элей за этим столиком и строили планы относительно будущей работы. Работа была непыльная. Эля покупала старинные дешевые картины, Борис вносил «необходимые детали», после чего картину дополнительно «состаривали». Правда, это уже была не невинная, как раньше копия, а настоящая подделка с полным набором поддельных документов.

Свои «шедевры» они выставляли в те дни, когда Берестов улетал в Америку навестить семью. Отъезды с каждым годом становились все чаще – подрастали внуки.

Иностранцы охотно покупали «Киселева», «Айвазовского» и зимние пейзажи «Гермашева». Деньги потекли. Настоящие деньги, а не жалкие проценты от Берестова.

– Марк позвонил накануне отъезда, предупредил, что будет канадская диаспора. – Борис задумливо отпил вино и посмотрел на Леру, в который раз отмечая ее красоту. – Мы подумали… Я подумал, что их ностальгия – наши деньги. Но, представь, мы вывесили картину, как сразу появился знакомый Элеоноры.

Только Кияшко был не просто знакомый, а еще владелец «заводов, газет и пароходов». Чем ему приглянулась картина, непонятно. И как его ни отговаривала Элеонора, но упертый Кияшко никого больше смотреть не стал и купил «Киселева».

– А как же все эти экспертизы, какие-то заключения? Ведь это ж не репродукция – вы продавали «оригинал»? – Лера изумленно смотрела на Бориса.

– Все нужные заключения Элеонора получала по старым каналам Марка. Деньги делают все. А потом разгорелся скандал. Да какой там скандал, – поправился Борис, – катастрофа!

Борис опять так явно представил, как он купил билеты на вечерний рейс на Гаити. Они уже лежали у него в кармане. Только его мечте не суждено было сбыться!

Он вернулся домой и наткнулся на опечатанную дверь. Удивительно, как он от страха еще не грохнулся в обморок! На негнущихся ногах Борис вышел из подъезда черным ходом и быстро, насколько это возможно, когда ноги отказываются нести бренное тело, направился в мастерскую. Потом дрожащими пальцами он набрал номер Элеоноры. И когда на настойчивые гудки трубка ответила мужским голосом, он окончательно понял, что все случившееся вовсе не дурной сон. Недолго думая он позвонил Берестову и сообщил об аресте Элеоноры. Марк Яковлевич в Москву так тогда и не вернулся.

– Может, это вас Марк и сдал полиции?

– Да нет. Ему-то зачем? В суд подал Кияшко.

– Он что, так разбирался в живописи?

– Ни в чем он не разбирался. Друг к нему приехал и спьяну ляпнул, мол, туфта у тебя, а не Киселев. Кияшко сразу к экспертам. А те руками только разводят, мол, прав ваш друг – отличная копия!

– Вернули б деньги, замяли б скандал.