Он уехал. Уехал туда, где жил самый настоящий жестокий человек.

Арбин.

Влад нашел правильное место, где я укрылась. Есть и алиби, и люди, которых он знал. С той осенней поры Влад не приезжал сюда более, чтобы не вызывать подозрения в столице.

Вскоре после того разговора Влад лично связался с дядей по моей просьбе, и теперь материальная помощь Влада, которую он оказывал мне на начальном этапе самостоятельной жизни и которую мне приходилось принимать, была мне не нужна. Я отвергла ее сразу, как только вступила в права наследства.

Я связывалась с дядей всего лишь раз, но он ничего не знал о моей беременности. Он знал лишь ту информацию, которую ему разрешили знать – я сбежала, и все на этом. Виктор сказал, что хотел бы меня увидеть сразу же после своего освобождения. Я пообещала ему, что мы обязательно встретимся, это должно было случиться в начале две тысячи шестого года.

Тем временем я без проблем приобрела небольшой домик возле моря, переехала от гостеприимной семьи и до конца своей беременности жила в спокойствии и любви к тому малышу, которое я носила под сердцем.

«Любовь к ребенку, зачатому в насилии – это сложно», - так сказал недавно Влад… Он один и напоминал мне о данном факте, я же о нем - часто забывала. Растет малыш и все на этом, все хорошо и прекрасно. Я никогда не задумывалась о том, чтобы делать аборт или не любить эту маленькую еще не родившуюся жизнь. Я понимала, что у меня кроме этой жизни больше никого не остается, а имя, которое я дам ему, своему малышу, вселяло в меня еще больше положительных эмоций. Имя, домик на берегу моря, прекрасный тихий город и одиночество.

В моей голове отчаянно билось мужское имя, и я даже не задумывалась о том, что может родиться девчушка. Я знала наперед и чувствовала, что имя это – прекрасно.

Артем. Его будут звать Артем!

А ровно первого февраля, к началу настоящей зимы у Арбина родился сын, которого в присутствии Цесарского, Ани и Нины я назвала Артемом.

Отрада Артем – именно так звали моего отца. Именно так.

Только вот едва я увидела его – мальчика, едва взяла его на руки, так и замерла. И все врачи и акушеры замерли рядом со мной. Для меня перестал существовать мир, горечь мира, его боль и радость тоже. Все опустилось, все померкло. Я забыла, как дышать, когда увидела в малыше черты человека, изменившего мою жизнь. Этот человек перевернул мою жизнь с ног на голову, принес горечь и печаль, а его… а его сын все возродил одним лишь появлением на свет.

Наш сын.

Вспышка яркого света подобно молнии пронеслась в моей голове, мысли вихрем сменялись одни за другими, но улыбка… моя улыбка на миг померкла. Концы моих взволнованных губ опустились, я почти перестала дышать, плакать и радоваться.

Я смотрю на младенца, а эти глаза с недобрыми яркими крапинками впились в меня, этот необычный цвет глаз выбил из меня весь кислород, пока я не моргнула, не вернулась в реальность и не поняла: это ведь наш с Арбином сын, он и будет похож на Арбинского, но только внешне - глазами, цветом глаз, пухлыми губами, улыбкой… Маленькая прекрасная копия.

Многое успело произойти за тот короткий промежуток времени, что я находилась в прострации. Смотрела, как ребенок плачет в моих объятиях, а сама не могла улыбнуться. Я задеревенела, пока осознавала, что маленькая жизнь - копия своего отца.

И в этот миг справа от себя я услышала шепот:

- Господи, отдаст похоже… Оставит она ребеночка! – я моргаю, приходя в себя. Из моей головы улетучивается образ Арбина и вместо него проникают слова полноватой акушерки. Она была взволнована, как и все рядом.

Как и я сама.

Ни за что не отдам. Никому не оставлю. Мое, мой малыш, моя кровь и моя жизнь!

Проходит время. Мои скулы расслабляются, дыхание восстанавливается, приходит в норму, и я могу пошевелить руками. Мои губы, наконец, дергаются в подобии улыбки и этот незначительный жест вернул к жизни всех врачей. Они выдохнули, и вокруг нас с малышом пронесся шум радости…

- Артем… - шепчу я с неистовой теплотой и трепетно прижимаю к себе мою кровь и плоть, - мой сын.

Всю беременность я ждала встречи с ним, всегда неистово любила и надеялась, чтобы с ним все было хорошо. В эту же секунду встречи моя жизнь заиграла яркими красками, забурлила и запела во мне, и память сердца опустила свои зловещие тени.

И неважно, сколько невзгод впереди нас ждало. В этот миг было неважно и прошлое, которое еще обязательно даст о себе знать. Настоящее еще огородит меня от всех тревог на долгое время. Жаль только – не навсегда.

Но сейчас, держа в своих дрожащих руках новую прекрасную жизнь, я была уверена: нет человека счастливее меня. Просто нет!

Июнь, 2008 год.

- Влада, ты уверена в своем желании?

Я поворачиваюсь в сторону водительского сидения и замечаю на себе встревоженный взгляд Ани. Она оглядывает меня мельком и с сомнением, ведь мы приехали к пункту назначения и пора было решаться на этот важный шаг.

- Я не могу не приехать на его похороны, - глухо отзываюсь я.

Аня медленно кивает и протягивает мне руку. Я вкладываю ладонь в предложенную поддержку и чувствую ее тепло. Женщина тихо заговорила:

- Влад караулит нас, его ищейки на всякий случай раскиданы повсюду. Также твои люди за самом кладбище. Они вытащат тебя, а мы подстрахуем, и он об этом знает. Только скажи, что ты готова пойти на этот риск и можешь выходить из автомобиля.

Ловлю ее обеспокоенный взгляд на себе и уверенно киваю. Да, я готова пойти на этот риск. Хотя дядя бы отговаривал и был бы против – я точно это знаю.

Мы приехали на то место, где через несколько минут начнется захоронение. Я вернулась в столицу ради нашей последней встречи.

Я приехала последняя из всех приглашенных и незваных гостей. Хотя на прощание могли приехать все. Имели право.

Надеюсь, он не держит на меня зла за мои долгие раздумья. Как же мне было тяжело объяснить тот факт, что я перебарывала свой страх, не позволяющий мне вновь приехать сюда – в жестокую столицу. Страх быть так близко к зверю, из лап которого я когда-то осмелилась сбежать.

Когда-то - это много лет назад. На дворе стоял мирный июнь и со дня моего побега прошло почти три года, и от этой мысли я вздрагиваю. Три года, а моему малышу вот уже два с небольшим…

Время пролетело незаметно.

Выхожу из полностью тонированного автомобиля и делаю первый шаг по мокрому асфальту. Звук моих ботинок громко ударяет по нервам. И не только по моим.

Мои шаги бьют по нервам Ани, Влада Цесарского, его и моих людей, людей Арбинского Артема и его преданного человека - по нервам Марата, если он все еще был живой. А он был живой, я знала.