И мучения у него были. Я точно знаю – это ведь мой дядя. Я – его племянница.

Стою рядом с ним. Прощаюсь подольше. Остальное подождет, ведь мы расстаемся надолго, дядя. Теперь – почти навсегда. На всю жизнь, до конца моих дней.

Вот так и пролетела твоя жизнь – в одиночестве, без любви и с горбом. Сгорбленный Виктор Отрада – именно так и называли его те, кто знал о самой худшей его печали – бездетности.

Сгорбленный Арбин – не называют пока еще, но думают. Они только думать и могут, потому что Арбинский слишком силен и могуществен, чтобы говорить и кричать зверю такое в лицо.

Мало кто знал, что у Артема Арбинского, бездетного и идущего по пути Виктора Отрады, есть мальчик, его сын.

Никто не знал из посторонних к делу людей.

Кроме дяди – какого же было его удивление. Смотрю на черты бледного обескровленного лица и понимаю, что это его сломало: единственная девочка Отрада, единственная дочь одного из братьев, будущее их фамилии – она носит под сердцем ребенка чудовища и врага, который, к тому же, должен быть бесплоден. Выносила, родила и полюбила всей душой.

И зверь брал ее силой – да и однократно. Это его сломало. Дядя понял, что мне удалось пережить и что еще придется пережить, и вот он – Виктор Отрада сломался.

Прощения просил. И у меня, и у отца моего, у матери моей и у дедушки с бабушкой. За последние годы все рассказал и показал: что переходит мне, что остается в моем распоряжении и как пользоваться материальными и информационными возможностями. Материальные достались от родителей, информационные – от дяди и то, что я прихватила с собой перед побегом от Арбина.

Теперь это мое, да и некому больше было перенимать – я втянулась туда, где не думала себя найти. На мне уже давно лежит ответственность и бремя, и я не должна была подвести. Я выросла настолько, что с уверенностью обещала – не подведу. Много лет я была рядом с дядей. Мы были далеко друг от друга, но близко одновременно.

Мои теплые губы, что теперь будут улыбаться совсем редко, касаются ледяного лба давно осиротевшего человека, который слишком часто в этой жизни хмурился.

Последнее прикосновение жизни – оно всегда холодное.

Нести смысл чьей-то жизни – всегда болезненное бремя.

Стою возле гроба порядка семи минут. Все ждут, как тому приказывает ситуация. Молчат и покорно ждут.

Столько, сколько я хочу.

До встречи, дорогой дядя. Я тебя за все простила.

Кидаю горсти земли, помогая закапывать гроб. Встаю с колен и до конца выдерживаю все захоронение. Я изнасилования выдержала, пленницей была, ребенка выносила от чудовища и полюбила его, как полюбила бы ребенка от собственного любящего мужа. Не больше и не меньше!

И это выдержу.

Вот и все…

Я направляюсь обратно – туда, где стоит Марат. Сбоку вижу шевеление и понимаю, что это Арбин пытается двинуться ко мне, пока ребята не выдают себя и не показывают, на чьей они стороне.

Трое вышли из тени. Еще около пятнадцати человек были раскиданы рядом со мной, а потому я без страха иду к Марату. Становлюсь рядом и из-под капюшона ловлю жаждущий взгляд его. Арбинский понимает, что у него нет шансов вернуть меня в положении пленницы, все потеряно. Я свободна, и свободу эту не разбить более.

Без моего на то желания.

Но желания нет.

Я смотрю вперед, прося подойти одного моего человека, и Марат, стоящий рядом, прекрасно понимает, что я неспроста вновь подошла к нему. Мой человек послушно идет к нам и встает рядом. Напротив меня.

Как это выглядит? Я не знаю, но мне так спокойнее. Мой человек стоит прямо напротив меня, и я смотрю на него, но обращаюсь к Марату:

- Передай, что его сына зовут Артем – в честь моего отца Артема Отрады. Передай, что его сын давно произнес слово «мама». Передай, что мне жаль, если в старости Арбин уподобится Виктору, но такова его судьба.

- Он изменился.

Я поворачиваюсь и неспокойно, зло ловлю взгляд Марата.

- А о себе ты попросить не хочешь? Не ты ли мне говорил смириться, ведь моя семья теперь – это Арбинский?! Ведь я ношу его ребенка под сердцем. Не ты ли говорил: «Даже не пытайся сбежать, Влада!», не ты?..

Марат молчит, но я поймала его взгляд. Ему нечего сказать.

Кроме одного вопроса:

- Ты убила Ленского?

Усмехаюсь горько:

- Я уже и не помню сколько людей погибло от моих слов. Я ведь годы была с дядей рядом, и вот только теперь наступил конец моих деяний: я выполнила свою миссию. Я отомстила за своих родителей и Ленского я помню, - цепляю взглядом замершего Марата, - это тот самый урод, насиловавший свою жену и избивающий своих детей. А еще это он семь лет назад убил моих родителей и много лет сидел на месте моего отца. Нечестно сидел, руки у него по локоть в крови были. Автокатастрофа… Как жалко звучали его последние в этой жизни слова!

- Братья Савины… - Марат отходит от безумия в моих глазах.

- И не только они были причастны к делу и тюремному заключению моего дяди. Все враги Виктора – мои враги, и они погибли заслуженно. Мой дядя виноват лишь в своей неосмотрительности, но он любил меня. Любил дочь своего единственного брата, единственную племянницу и кровь родную. Перед смертью мы простили друг друга за все, как же могло быть иначе?

Марат чуть вздрагивает, но оперативно, боясь потерять время, задает тот самый вопрос, который я ждала:

- Разве ОН не твой враг? Не враг твоего дяди?

Арбин… Я ненадолго кидаю взгляд туда, где должны были сдерживать попытки Арбина подойти. Этот ответ дается мне тяжелее, чем признания в многочисленных жертвах, и я ненадолго замолчала.

В сомнениях, что я попросту уйду, не ответив, Марат поспешно задает вопрос:

- Или ОН тоже в твоем черном коротком списке?

На этих словах я поворачиваюсь к Марату, внимательно смотря в глаза своего бывшего надзирателя:

- Я когда-то обещала тебе, что мы будем на равных. Мы действительно были на равных, когда власть была нужна мне, - недобро улыбаюсь я, ловя взгляд преданной Арбинской охраны, - теперь мне все это не нужно, Марат, но одно только мое слово и вас сотрут в порошок. За все, что он сделал со мной. За то, что вы считали меня маленькой лисой, не способной быть чем-то большим в этой жизни, кроме как быть послушной женой Арбинского. За все дела мести, за эти беспощадные годы мне еще долго придется раскаиваться, и больше вы не услышите фамилию Отрада в своем мире, потому что я исчезаю – в мир своего сына, любви к нему и безопасной рядом с ним жизни.

- Что это значит?

Я коротко улыбаюсь. Коротко:

- ОН набирает мощь и силу, и я наблюдаю за его огромным ростом. Арбинский уже не человек – это железо, преумножающее свою власть и свое могущество. Я ухожу, но и прежняя наивная лиса не возвращается. Марат, оставьте свои ищейки и поиски – это все бесполезно, мы с сыном в надежных руках. Но последнее слово остается за мной, – шепчу я, проникновенно смотря в глаза Марату.