– Не обращайте на них внимания, – проговорила она. – Я не спешу.

В ее голосе слышалось понимание, говорящее, что молот горя однажды разбил и ее собственный компас, оставив ее потерянной и одинокой в мире, который как ни в чем не бывало продолжал свое вращение.

– Мисс, – повторил кассир.

Не дожидаясь, когда он перейдет на ультимативный тон, Вирджиния собралась с силами и шагнула вперед, подвинув свою дорожную сумку. Достала из сумочки на плече тонкую пачку долларовых купюр и рассчиталась за билет.

– Спасибо, – произнесла она.

Мужчина пробурчал что-то в ответ. Она отошла чуть в сторону, затем повернулась к вдове, чтобы кивком поблагодарить ее, но та уже стояла возле стойки, занятая своей поездкой.

Наверху, на табло с указанием пунктов назначения, завертелись, меняясь, буквы. Пятничный полдень ознаменовал начало выходной суматохи. Длинные стрелки часов с четырьмя циферблатами синхронно двигались ко времени отправления.

Сжимая в руке билет, Вирджиния пересекла главный вестибюль и спустилась по лестнице. Блуждая по полутемным тоннелям, она наконец нашла свою платформу. Прохладный подземный воздух впился в кожу, словно сигнал тревоги. Тем не менее она продолжала пробираться сквозь толпу, словно сшивая в лоскутное одеяло незнакомцев: носильщика, волочащего огромный чемодан; мать, утешающую своего малыша; пару, застывшую в страстных объятиях. Теперь, через месяц после окончания войны, Вирджиния подготовила себя к картинам подобных воссоединений, но не к виду того одинокого солдата, что вышел из поезда. Он с нетерпением осматривал наводненную людьми платформу, держа наготове алые розы.

Воспоминания о похожем букете, о похожем военном ворвались в мысли Вирджинии. Как удар в грудь. Внезапно она снова увидела вспышки пламени и почуяла запах горящего топлива. Она снова услышала крики боли, которые преследуют ее уже несколько месяцев.

– Посадка заканчивается!

Голос проводника выдернул ее обратно на вокзал. Она изо всех сил постаралась вернуть самообладание, пряча бушующие в ней ярость и скорбь. Ее тепловоз скоро отправлялся, а она все еще не была уверена, сможет ли она сесть в вагон.

Шаг за шагом. Этот совет добрым, отеческим тоном дал Вирджинии инструктор за несколько минут до ее первого вылета. Учащенно дыша, она в тот момент раскаивалась, что вдруг решила, что светская львица из колледжа вроде нее подходит для подобного приключения. Но как только они поднялись в воздух, в бирюзовое, покрытое облаками, небо, ее накрыла свежая волна эмоций. Это был мир, где свобода и опасность тесно переплетались. Это было упоение настоящей жизнью. Она и не подозревала, что мир может выглядеть настолько прекрасным, а все его проблемы – настолько ничтожными, всего лишь из-за простой смены перспективы, которую можно ощутить, лишь рискуя жизнью.

Ободренная этой мыслью, она ухватилась за поручень и наконец вошла в вагон. Внутри висела серая завеса сигаретного дыма. От раздражения и волнения воздух казался еще тяжелее. Помещение украшали военные формы всех родов войск – чисто выбритые ветераны направлялись домой. Они были идеальными моделями для тысяч пропагандистских листовок. Пройдут дни, может, даже недели, прежде чем их любимые ощутят боль от ран, которые пока были не видны.

Вирджиния разместила свой багаж и села возле последнего свободного места у окна. Она заметила, как в ее сторону смотрят и улыбаются несколько парней в основном ее возраста – около двадцати пяти лет. Она не ответила взаимностью. Вместо этого крепко, словно щит, стиснула на коленях сумочку, сознавая, что за послание находится внутри. Ведь это были последние слова, полученные ею от мужчины, за которого она когда-то собиралась выйти замуж. От бесконечного чтения эти слова врезались ей в память.

Она склонилась к окну, чтобы скрыть отразившиеся у нее на лице эмоции. Глубоко вдохнула, выдохнула. Мельком заметила свое отражение, тут же напомнившее ей о том, какого количества дополнительных усилий потребовал ее внешний вид: темно-синее платье с поясом, кремовый свитер, румяна, помада и разглаживающий лосьон для ее платиновых волос. Словно безупречный вид мог собрать заново развалины ее жизни.

Внезапно поезд заскрипел, словно разминая мышцы. Колеса с грохотом начали вращаться. Каждый их оборот будет приближать Вирджинию к столкновению с ее прошлым.

Когда стоящие пассажиры заняли свои места, она с трудом подавила импульс сбежать. Среди тех, кто не углубился в чтение книг или газет, продолжалась беседа. Трудно было припомнить, какие темы освещали ежедневные газеты до того, как началась война.

В ряду перед ней девочки-близняшки с косичками затеяли спор по поводу батончика «Херши».

– Да господи, – рявкнула женщина в бежевой широкополой шляпе, скорее всего, их мама. Она протянула руку через проход и конфисковала конфету. – Почему так получается, что вы или лучшие подружки, или злейшие враги, и никогда – посередине?

От этого комментария по спине Вирджинии пробежали мурашки, потому что то же самое можно было сказать про их отношения с Милли Беннетт. Одно время они тоже были как сестры – настолько близки, насколько могут быть близки близнецы. Кто бы мог тогда представить цену, которую им предстояло заплатить за то, что нити их жизней переплелись?

Эх, если бы они остались врагами. Если бы они никогда не встречались.

Если бы.

Аэропорт Авенджер Филд служил их центром подготовки в городе Суитуотер, Техас. Каждая казарма делилась на два жилых блока, по шесть женщин в каждом, с одним общим туалетом. Несмотря на то что большой летный опыт был обязательным условием, программа предстояла изнурительная, так как они учились «летать по-военному».

Тем не менее в день заезда в феврале 1943 года соседки Вирджинии по комнате стрекотали с задором весенних птенцов. Вопросы повторялись и переплетались: «Откуда ты?», «Ты замужем, есть парень?», «Он служит?», «Где он дислоцируется?»

«Вы можете поверить, что мы и правда здесь оказались?»

Она ощущала себя довольно странно в окружении целой группы женщин-пилотов. Их общая страсть, которая где-либо еще считалась бы странностью, объединила их всех – кроме Милли.

Ее отрывистые, односложные ответы, как и ее внешность, отличали Милли от остальных. Она приехала в грубых штанах и в клетчатой хлопчатобумажной рубашке. Ее темно-рыжие волосы были убраны в неопрятный конский хвост с выбивающимися прядями, завершая образ человека, который целый день провел в поле. У нее были довольно милые черты лица, которое солнце слегка окрасило и усыпало веснушками, но строение ее челюсти и темные, с нависающими веками, глаза добавляли ее внешности резкости.

– Да чтоб мне, – воскликнула девушка по имени Люси с густым, как патока, выговором. Все в комнате распаковывали вещи. – Понятно, с чего Вирджиния показалась мне знакомой. Она ж модель из журналов!

Не без сожаления Вирджиния подняла глаза от своего наполовину разобранного чемодана и обнаружила, что ее кольцом окружили устремленные на нее взгляды.