Стук-стук…

Стук-стук…

И снова ей было двенадцать. Она каталась на американских горках в Кони-Айленд. Ее вагонетка медленно вползла на крутой уклон, а ее внутренности скрутились в тугой узел. Однако рядом с ней сидела ее первая любовь – сорвиголова по имени Нил Лангтри, – и она припрятала свой страх, не подав виду. Так же как и сейчас.

Она достала свою дорожную сумку с верхнего стеллажа.

Стук-стук…

Стук… стук…

Локомотив остановился и издал тяжелый вздох, словно сдерживал дыхание с самого Нью-Йорка. Когда Вирджиния сошла с поезда, мимо в спешке проскочил мальчишка в слишком маленьком для него комбинезончике.

– Тетушка!

Он обвил руки вокруг шеи женщины из следующего вагона. Ее шапка и накидка выдавали в ней члена Службы медицинских сестер сухопутных войск. Трое взрослых людей подошли к ней и осыпали ее восторженными словами; на их лицах ярко светилась гордость за ее воинскую службу.

Эта картина терзала Вирджинию, но не из-за зависти, как когда-то в прошлом, когда она жаждала таких же почестей, – дифирамбы для нее теперь значили мало. Сейчас она чувствовала обиду за тех, чья жертва так никогда и не получит заслуженных наград. Ни флагов. Ни парадов. Ни имени, выгравированного на мемориальной доске.

Припрятав эту мысль поглубже, Вирджиния продолжила свою миссию. Следуя указаниям билетного кассира, она выяснила номер автобуса, который довезет ее до Довера.

Не дав возможности обдумать все еще раз, к ней тут же, скрипя тормозами, подкатил автобус. Она забралась в салон, оплатила проезд и практически рухнула на сиденье. Громыхая, автобус двинулся вперед. Салон был наполовину пуст, окна – широко открыты, но в тяжелом и жарком, словно шуба, воздухе стояла влага.

Вирджиния сбросила с себя свитер и убрала его в багаж. По спине стекал пот.

Они ехали почти час, пассажиры входили и выходили. Веки Вирджинии наливались тяжестью. Очередной стальной визг возвестил о том, что сейчас будет ее остановка. У нее оставались какие-то секунды, чтобы определиться. Если она останется, автобус отвезет ее обратно на вокзал. Легче легкого – она бы вскочила на поезд и вернулась в родительский дом. Она могла бы сохранять видимость нормальности, как Грета Гарбо, играющая по заказу кого угодно. Марионетка, управляемая единственной нитью.

«Она все еще сама не своя», – услышала она шепот матери всего неделю назад. Эта фраза, произнесенная раздраженным и беспомощным голосом, проскользнула поздно вечером под дверью из коридора возле комнаты Вирджинии.

«Ну подожди, подожди, – тихо ответил ей отец Вирджинии профессиональным тоном, предусмотренным специально для ближайших родственников. – У всех раны заживают по-разному. Она со всем разберется. Ей просто нужно время».

«Но… если бы мы были настойчивее, заставили бы ее поговорить об этом. Возможно, если бы мы настояли на том, чтобы она пошла и увидела Милли…» Остального Вирджиния не расслышала. Укутанная в одеяло, она представила, как отец провожает свою жену в спальню.

Это предложение уже много раз возникало в голове Вирджинии. И все же, произнесенная вслух, эта мысль укрепилась в ней, и после этого вечера от нее уже невозможно было избавиться. Она ни с кем не делилась своими планами о путешествии, оставив вместо этого на подушке записку с указанием пункта назначения.

Объяснять ничего не требовалось.

Коренастый водитель открыл дверь. Вирджиния уже могла нарисовать в своем воображении взгляд матери после ее приезда, наполненный ожиданием. Любопытством. Надеждой.

Она схватила свои вещи и поспешила выйти. Автобус укатил, извергнув напоследок клубы едкого серого дыма.

Вдоль улицы выстроились вперемежку магазины и дома. Неподалеку, вдоль реки Тускаварас, рассыпались рощи.

Она двинулась через город, сверяясь с картой в руках. Ее буквально обжигал лежащий в кармане адрес семьи Беннетт. Сколько часов юная Милли провела на этих улицах, ожидая, когда барнстормер пронесется по небу?

Через множество домов и несколько поворотов она обнаружила широкий участок, покрытый травой. Парк, предположила Вирджиния, судя по небольшому количеству деревьев. Но, подойдя ближе, поняла, что именно она нашла. Ее сердце бешено заколотилось в груди. Карта задрожала в руке.

На такой небольшой городок должно было быть всего одно кладбище.

Одно место для упокоения Милли.

Вирджиния собиралась приехать сюда. Конечно же собиралась. И все же она представляла себе, что сначала навестит отца Милли. Она давно усвоила, что лучше начинать с самой сложной задачи. И только сейчас ей стало ясно: в этом случае расставлять приоритеты было нелепо. Обе встречи наполняли ее одинаковым ужасом.

В отдалении перед одной из могил стояла пожилая женщина и, перебирая в руках четки, шептала молитвы. Смотритель, стоя на коленях, выдергивал траву. В другом ряду мальчик в тельняшке клал небольшой флаг к основанию надгробной плиты, за ним замерла женщина с задумчивым взглядом.

Шаг за шагом.

Она поставила на землю сумку, которая внезапно потяжелела, словно в нее напихали камней. Она убрала в сумочку карту и коснулась конверта, в котором лежало письмо Теза. Его голос эхом отозвался в ее голове, придавая ей смелости и толкая ее вперед.

Она медленно, осторожно двигалась, читая имена на надгробиях. Воздух становился все более душным, каждый вдох походил на дыхание под водой. Казалось, весь последний год она тонула.

А затем она увидела ее: «Милдред Энн Беннетт».

Полное имя Милли придало реальности всему происходящему. Сердце Вирджинии перестало биться, но, пропустив несколько ударов, забилось с удвоенной силой, отдаваясь в ушах. Колени подкашивались, она едва могла стоять. На этот раз рядом не было Теза, чтобы подхватить ее.

У могилы Милли убирался смотритель. Бросив взгляд через плечо, он вежливо кивнул. Он хотел было вернуться к работе, но вдруг замер.

– Вирджиния? – проговорил он хриплым голосом.

В ее голове закрутились мысли:

– Откуда… откуда вы?.. Я видел тебя вместе с Милли. На фотокарточке… среди ее ценных вещей.

Все вдруг встало на свои места. Этот мужчина был не смотритель, а отец Милли Беннетт. Она судорожно пыталась вспомнить речь, которую заготовила к этому дню, к этому моменту.

Он поднялся на ноги с задумчивым видом. У него были добрые глаза, небольшой живот и волосы с сильной проседью.

– Моя Милли много о тебе писала. Я всегда надеялся когда-нибудь познакомиться с тобой.

Он вытер ладони о брюки и протянул руку. Когда она не ответила на его приветствие – из-за того, что просто не могла заставить себя, – он уставился на нее, не понимая, что произошло.

Но скоро он поймет.

Вирджиния собралась с мыслями. Затем, набрав в легкие воздуха, она наконец заговорила.