не могу. Мешает сам замок. Похоже, он тебя не совсем считает хозяином.

— Вы кто? — Посередине комнаты материализовался просвечивающий субъект в одежде минимум двухвековой давности. И я сейчас не об истрепанности, а о моде. Камзол на призраке выглядел новым и дорогим. Очень, очень дорогим. Так же, как и артефакты, который поблескивали даже на таком отражении реальности, каким было привидение. — Это хозяйская половина. Гостям сюда хода нет.

Моя спутница испуганно дернулась в сторону двери. Но что нам мог сделать какой-то древний призрак?

— Исабель, поздравляю, — жизнерадостно сказал я. — Наш замок будет с привидением. Говорят, это существенно увеличивает стоимость. Продавать я, конечно, не собираюсь…

— Это мой замок! — призрак едва заметно покраснел. Наверное, это должно было указывать на злость, но выглядело, как будто ему внезапно стало стыдно за свое нахождение на чужой территории. — Убирайтесь отсюда вон, чужаки!

— Твоим он был раньше, — заметил я. — И то не факт. А уж после смерти все имущество переходит в собственность живых. Вот мне и достался замок с половиной острова.

Про вторую половину острова я говорить не стал, подозревая, что моя связь с Мурильо не придется этому дону по вкусу. Был он молод, красив этакой аристократичной красотой, сразу напомнив мне Марию Исабель. В маму пошел, значит: сразу видно, что кровь Бельмонте взяла верх. Не полностью, конечно. При желании, наверное, я мог бы разглядеть и что-то от внешности моего прошлого тела. Но желания не было: не хотелось иметь что-то общее с субъектом, устроившим в своем замке алтарь для жертвоприношений. С его точки зрения, все было нормально: он искал возможность сбросить с себя проклятье, попутные трупы его не волновали. Не он же их убивал. Но с моей — лучше бы он сразу умер, не доводя до стольких жертв.

— Никто не имеет права на замок Бельмонте, кроме самих Бельмонте.

Он подплыл совсем близко ко мне и затряс у меня перед глазами кружевными манжетами. Похоже, конкретно на его образовании прилично сэкономили. Воспитание у этого дона хромает на все четыре лапы.

— Считай меня Бельмонте, — согласился я.

Тем временем Исабель, бледная как мел, осторожно пробиралась к выходу, рассчитывая укрыться вы коридоре. Наивная… От призраков за стеной не спрячешься и даже на другой этаж не убежишь.

— Ты не можешь быть Бельмонте! — проорал мне прямо в лицо призрак. — Хотя в тебе сеть что-то подозрительное. Я понял — ты из Мурильо.

— Полегче. — Я попытался его отстранить, но рука прошла сквозь призрака. Получил я при этом ощущения из ряда весьма неприятных: как будто рука прошла через холодный кисель, по которому пробегали электрические разряды. — Последний Мурильо похоронен на вашем кладбище, потому что до их кладбища было не добраться.

— Как это на нашем? — возмутился призрак. — Наше кладбище только для Бельмонте.

— То-то там столько могил без опознавательных знаков.

— Это неудачливые претенденты на руку одного или одной из Бельмонте.

При этих словах мне опять вспомнилась Мария Исабель. Чего у нее не отнять, так это красоты. Даже странно, что прошло столько лет и от нее не осталось вообще ничего. И даже от ее сына — только призрак.

— Возможно, дон Леон тоже когда-то неудачно претендовал на руку одной из Бельмонте, — заметил я. — Вражда же началась не на пустом месте. Кстати, что было ее причиной?

Этот простой вопрос привел призрака в замешательство. Он отшатнулся и озадаченно посмотрел. Память у него изрядно поистрепалась за столько лет неиспользования.

— Я не помню, — сказал он и потер то место, где у живых лоб, а у него не осталось ничего, что могло бы восстановить воспоминания. — Я здесь уже столько лет один. В алтарную часть меня что-то не пускает.

— А в коридор?

— И в коридор. Как будто непроницаемая стена стоит.

— А остальные этажи?

— Весь этот замок — мой дом, — он подбоченился. — Я могу ходить где хочу.

— Но не там, где бывают живые люди.

— Я их слышал.

— Слышал тех, кто умирал на алтаре?

Моего намека он не понял или не посчитал это чем-то таким, чего нужно стыдиться.

— Оттуда звуки сюда не доносятся, там стоят нужные чары, чтобы не беспокоить тех, кто тут живет.

— Не хотелось бы, чтобы тех, кто тут будет жить, беспокоили призраки. Мы договоримся или?..

— Или. Вы тут жить не будете.

Сил его, даже в призрачном виде, оказалось достаточно, чтобы подхватить деревянную лошадку и запустить ею в меня. Первую атаку мне удалось отбить, но поскольку за лошадкой на меня посыпались кубики, я посчитал за лучшее отступить. Исабель оказалась умнее: она сбежала раньше, даже до нападения. А уж Шарик остановился лишь на лестнице. И я его прекрасно понимал: кубик, запущенный чародейским призраком, мог оставить от ками мокрое пятно.

— Только не говори мне, Хандро, что ты собрался уступить замок этой полупрозрачной пародии на человека.

— Не собрался. Нужно подумать, как его душу отправить на перерождение.

— За столько лет здесь души не осталось, — авторитетно сказал Шарик. — В лучшем случае — отпечаток.

— Нужно этот отпечаток стереть так, чтобы не развалился замок. Обидно будет, если останется только причальная башня.

— Не останется: она укреплена куда хуже, чем остальной замок, и рассыпется в первую очередь. Но ты молодец что думаешь о сохранении собственности, а не испытываешь жалости к родственнику.

— Какая жалость? Он умер так давно, что я даже не могу из-за этого переживать.

Если бы знал, что здесь такая засада с призраком, то проконсультировался хотя бы у сеньориты Фуэнтес. Разумеется, до того, как она стала нежитью.

Глава 22

Призрак последнего Бельмонте разбушевался так, что замок заходил ходуном. Когда мы с Исабель выскочили во двор, Оливарес в ужасе таращился на качающиеся башни.

— Что вы наделали? — заорал он. — Замок же сейчас развалится!

— Дон Уго, это не мы, это призрак.

— Какой еще призрак?

— Призрак последнего Бельмонте.

Тот потихоньку начал успокаиваться, и стены прекратили качаться. Вообще, странное зрелище: казалось, что стены сложены не из камня, а представляют собой монолитный кусок резины, потому что изгибались они самым причудливым образом, но при этом ни единого камушка не то что не выпало, даже