— Он говорит, что ты спятила. Будь ты его кошкой, он бы тебе живо вправил мозги. Один раз и на всю жизнь.

— Кто это там размяукался? А ну, брысь под лавку, — тоже рассмеялась Гарьят и погрозила муркоту пальцем. — Так ты согласен, мужчина? Если да, называй место и время. И не тяни, мне хотелось бы увидеть твою кровь до обеда.

Кажется, сомнений в том, кто кому пустит кровь, она не испытывала.

— В тренировочном зале больше не хочется, опять замучают советами…

Чешуйчатый зелёный плод на разломе был сливочно-белым, с чёрными песчинками косточек. Броан утверждал, что по вкусу его мякоть не уступала пресловутой сгущёнке, но Гарьят так и не снизошла лично отпробовать ни то, ни другое.

— Давай прямо здесь, женщина, — сказал мархан. — Примерно через час. Пока ты переваришь мертвечину, которой зачем-то наелась, пока то да сё, пока Мозг картинку меняет…

— Ладно. Не забудь взять регенератор, мужчина. Он тебе сегодня понадобится!

Гарьят поднялась одним текучим движением, кивнула и, выбросив объедки в утилизатор, с достоинством удалилась. Броан проводил её взглядом…

Трактор, выскочивший на дорогу, был не первой молодости. Выцветший бордовый капот, ржавая выхлопная труба, грязные, словно специально заляпанные, стекла кабины… Огромные ребристые колёса были по обода то ли в раскисшей глине, то ли в навозе и напоминали ходилища змееногих титанов. Механический динозавр двигался не сам по себе, он выволок на дорогу ещё и прицеп, под завязку гружённый ржавыми трубами… Чудовищный поезд стремительно приближался, увеличивался в размерах, летел в лобовое стекло, а Клёнов, матерясь, всё никак не сдавался, всё давил на провалившуюся педаль. А руки, повинуясь водительскому рефлексу, выворачивали баранку, отводя неминуемый удар от себя и подставляя под него пассажира.

Бася, Басенька, милая, любимая жена, как же так…

Обычно в этом месте Клёнов просыпался, вытирал холодный пот и шёл на кухню курить, но не в этот раз. Сегодня за мгновение до неизбежной развязки его выдернул на поверхность звонок телефона. Беспокоил ни свет ни заря клиент — по делу важному, безотлагательному и, несомненно, денежному. Его «Лексус» грузили на эвакуатор возле Замостья.

— Ладно, подъезжайте, через полчаса буду, — посмотрев на часы, сказал ему Клёнов. — Да, всё починим, не сомневайтесь. До встречи.

Сев на кровати, он позвонил своему подручному Паше, предупредил о клиенте и пошёл начинать новый день.

В кухне, несмотря на раннее утро, уже кипела жизнь: топилась печка, мяукал под потолком телевизор, пахло свежезаваренным чаем, хлебом домашней выпечки и домашней же ветчиной, извлечённой из погреба. Настя резала её тонкими ломтиками, острый керамический нож скользил возле самых кончиков пальцев. В такие минуты легко было вообразить, что произошло чудо и зрение к ней вернулось.

— Здравствуй, дщерь.

Клёнов приостановился на пороге, привычно любуясь самым близким и родным своим человечком. Волосы цвета воронова крыла, глаза — ярко-зелёные, в его, клёновскую, породу, а взгляд, как у Баси, — два омута, бездна; увидишь — изумишься и не сможешь забыть… Всё же дети, в которых сливаются две мощные и очень разные крови, получаются удивительно хороши.

Клёнов потрепал по холке Ладку, чавкавшую в углу. Ретриверша, не прекращая еды, приветственно вильнула хвостом. Клёнов сел за стол и шутливо изумился:

— А я думал, у тебя всю ветчину уже соседский Кузя перетаскал.

— Да нет, он котик приличный, и нам кой-чего оставил. — Настя отложила свиную рульку и стала мыть апельсины. — Что ты, отец, сегодня так рано? Не заболел? Ничего не случилось?

Она никогда не называла его «папой», считая это слово манерным.

— У мужика «Лексус» посреди леса встал, к нам на эвакуаторе едет. — Клёнов принял из рук дочери стакан с апельсиновым соком, отпил, благодарственно мотнул головой. — Я ему зимой сигнализацию ставил, визитка в бардачке сохранилась, вот он и позвонил. Так что сейчас чайку с бутербродиком — и вперёд.

К своему статусу автоэлектрика и установщика сигнализаций (правда, известного на всю область) он относился по-философски и с юмором. Поначалу даже выдавал счастливым клиентам сертификат: «Ваша сигнализация установлена действительным академиком РАН Клёновым», а потом перестал. Кажется, после того, как взял в подручные Пашу — полковника, лётчика-испытателя, которому испытывать стало нечего.

— Сделаю комплексный, с сыром и ветчиной, — заверила отца Настя, вытерла о полотенце руки и направилась к холодильнику. — Чай уже заварился, наливай сам.

До самостоятельной выделки сыра она ещё не дошла, но вот пиво, которое они оба очень любили, подумывала варить.

Добродушная Лада между тем доела свою кашу с морковкой и куриными шейками, вылизала миску и со счастливым вздохом улеглась под ноги хозяину дома. Клёнов потрепал её по голове, и большая золотистая сука заулыбалась, застучала хвостом, подставила пузо. Прямо не учёная пожилая собака-поводырь, а щенок. Потешный, искренний и смешной.

— Девочка моя, Ладушка-оладушка. — Клёнов забыл про недопитый сок и забрал в ладони висячие шелковистые уши. — Нет, ну вот как некоторые несчастные без собаки живут?

Если по собачьим меркам, Лада была ему вроде коллеги, настоящий академик. Подготовка четвероногого поводыря — целое искусство, процесс очень длительный и дорогой. Зато и умеет Лада то, что человеку непосвящённому даже трудно представить: сопровождает хозяйку в транспорте, водит по лестницам, через рельсы, поребрики и перекрёстки, огибает ямы, лужи, заборы. «При исполнении» она не отвлекается ни на кошек, ни на птиц, ни на чужих собак, ни на прохожих. Пусть небо рушится наземь — для Лады существует лишь служба, которую она обязана исполнять.[52]

Клёнов приобрёл её лет восемь назад, окончательно убедившись, что инвалиды для отечества — обуза, лишние рты, нелюбимые падчерицы и пасынки. А так хоть что-то сделать для ослепшего ребёнка, ведь для родителей страшнее всего, когда они не в силах помочь…

— Живут как-то. — Настя нафаршировала домашнюю булочку, поставила тарелку перед отцом и, безошибочно нагнувшись, сгребла Ладу в охапку. — Никто у них не спит в настурциях, не жрёт укроп, не роет на клумбе метро… Ух, чмо ушастое! Ненавижу собак!..

Лада в восторге извивалась на полу, пыхтя и натурально сияя, очень любимая, очень ухоженная, безмерно счастливая. Настя застегнула на ней ошейник со знаками Красного Креста и Красного Полумесяца, распахнула дверь и очень по-хозяйски махнула рукой: