У границы посёлка дорога была здорово разбита колёсами грузовиков, но постепенно колдобины прекратились. Настя перестала щёлкать, пристроилась рядом и, простив разложенца, убавила шаг.

— Ну что, живой?

В её голосе слышалось участие, маскировавшее ревность и обиду. А ещё — злость на саму себя, недалёкую самку и замшелую дуру, не желающую понимать очевидных вещей. Вернее, принимать.

— Живой, — усмехнулся сосед. — Слушай, дарование, а в чернильнице у тебя что? Новое сочиняешь? Расскажи, если не в лом, а я вечером ирисок подгоню. Твоих любимых.

— Ореховых, — серьёзно кивнула Настя. — Хочу ещё роман написать, называться будет «Парадокс Ферми». Слышал, наверное? Звучит как-то так: если в космосе столько высокоразвитых цивилизаций… а это вытекает из бесконечности Вселенной… то где они? Почему до сих пор не вышли на нас? А не вышли… это уже мой роман… потому, — Настя подняла палец и усмехнулась как-то очень веско, со знанием дела, — что Земля находится в карантине как объект потенциально опасный для себя и других. Находится уже давно, ибо прежние контакты просвещённого космоса с землянами ни к чему хорошему не привели. Вот они и заперли дверь: никого не впускать и не выпускать. Никаких контактов. Пусть земляне и дальше мнят себя венцами творения, упиваются вседозволенностью и с песнями катятся на Тёмную сторону…

— Этот Ферми. — В голосе соседа послышались незнакомые, злые нотки. — Он свой парадокс придумал до участия в Манхэттенском проекте[55]или потом? Умник, блин… А про то, что спички дефективным деткам не игрушка, забыл? Или вспоминать не захотел? — Он развернулся, не сбавляя хода, и побежал спиной вперёд, контролируя дорогу периферическим зрением. — А в плане запертой двери, это ты хорошо придумала. Психи должны сидеть под замком. Особенно буйные и заразные. Вот только как этот галактический карантин тебе на практике представляется? В смысле, технически? Шарик ведь забором не обнесёшь…

Настю неизменно подкупала его манера вести разговор — так, словно ему было действительно интересно. «А что, если его занимает не только сюжет? Может, ему и рассказчица небезразлична?..»

— На высокой орбите над нами висит звездолёт Галактического Заслона, — принялась объяснять Настя. — Он очень большой, где-то с Луну, но мы его не можем засечь. Он… Ну… Если бы нам был виден центр Галактики, он бы отбрасывал тени, но его перекрывают облака космической пыли. Никто о нём и не знал, пока не изобрели радиотелескопы. Вот и звездолёт карантина окутан особым полем, сквозь которое нашими средствами не пробиться. А он себе потихоньку занимается своим делом: устраивает Солнечной системе электромагнитную блокаду, заворачивает назад любителей покопаться в нашей помойке… Он вообще много чего может. Рвёт пространство, трансформирует время, может вывернуть наизнанку звезду или в чёрную дыру её превратить…

Казалось, она не свои фантазии пересказывала, а вспоминала когда-то услышанное или прочитанное.

— А летает на этой Звезде Смерти[56]кто? — спросил сосед, ловко ныряя под еловую лапу. — Зелёные человечки?

— Да ну тебя, — рассмеялась Настя. — В основном они гуманоиды, хотя вопрос формы для них не принципиален. Просто человеческое тело в наших условиях наиболее функционально, вот они и берут его за образец… Даже если они по жизни инсектоиды. Им же дело делать надо, причём правильно. Для этого они и торчат в нашей глуши…

— В глуши, — повторил сосед, повернулся лицом по ходу движения, сделал резкий выдох и сорвал на ходу веточку вереска.

Знала бы Настя, что его тянуло к ней словно магнитом: румяная от быстрого бега, с растрепавшимися длинными волосами, она выглядела так, что сердце щемило, а пахло от неё и вовсе божественно — разгорячённой женщиной. И только взгляд зелёных глаз, невидящий, безжизненный, позволял держать дистанцию, которую он с самого начала себе определил.

«Нет, нет, нет, нет! Она совсем девочка, беспомощная, наивная и слепая. Бедный ребёнок. Поговорить с ней за литературу, ирисок привезти, по умной головёнке потрепать… А чего другого — боже упаси, и так грехов — пробу негде ставить…»

Дремучая марханская чаща вселяла оторопь и восторг. Древние деревья-великаны подпирали зелёными головами само небо, неся на могучих стволах целые посёлки растений помельче. В самом низу становилось понятно, отчего эволюция сделала предков Броана такими бледными и беловолосыми. Здесь было темно, как в пещере, а Пахнущая перегноем подстилка то и дело переходила в форменное болото. Тем не менее Броан и Гарьят быстро отыскали сухую полянку, словно созданную для поединка. Сюда пробивался солнечный свет, ему радовались синтезированные птицы, и совершенно натурально пахли цветы.

— Берегись! — предупредила Гарьят. Выхватила из ножен мечи и, чертя ими стремительные восьмёрки, пошла в атаку на Броана. — Хей! Хей! Хей! Хейю-у-у-у-у!

Оба были в высоких сапогах с голенищами-поножами, красными, чтобы не была видна кровь, боевых штанах и прозрачных нагрудниках, особым образом выделанных из кожи сагейских быков. Руки в латных рукавицах и блестящих наручах сжимали рукояти круто изогнутых клинков. Это были печально известные «огненные мечи» — опасное наследие давно сгинувшей зурской цивилизации. Они с лёгкостью «брали» любую броню, а при резком ударе о металл испускали потоки цветных искр. Бывалый воин, умеючи пользуясь этим свойством, мог отвлечь супротивника, испугать, смутить, даже увечье нанести, хлестнув по глазам. А затем уже сверкающим, не знающим преграды клинком…

Поединщики бешено вертелись на поляне, звонко скрещивались клинки, падающими звёздами сыпались стремительные искры… Валявшийся поодаль муркот поднял голову только тогда, когда люди остановились, погасив гибельный фейерверк.

— Раз! — торжествующе сказала Гарьят и сделала отточенное, полное жуткого совершенства движение отряхивания клинка. — Поправь меня, мужчина, или у кого-то в самом деле идёт кровь?

Снежная грива Броана у левого плеча стремительно меняла цвет — кровь ручьём текла из рассечённого уха. Она капала на прозрачный нагрудник, оставляла липкие разводы на коже. Очень яркие на бархатно-светлом.

— Продолжим, женщина, — невозмутимо ответил Броан.

И опять полетели каскады искр — алые от его мечей и золотые от клинков Гарьят. И опять смертельный вихрь довольно скоро иссяк. Его потушила кровь, неспешно засочившаяся у Броана из длинной царапины на правом плече.

— Всё, мужчина, бери регенератор, — опустила мечи Гарьят. В её негромком голосе больше не было торжества. — Я подожду. Если ты ослабеешь, мне станет неинтересно биться с тобой.

А у самой в глазах пожаром разгорались непонимание, сомнение, прозрение и злость. Она словно нащупала ответ на некий сложный, давно снедавший её вопрос. Между тем муркот поднялся, оценил обстановку, заворчал и решительно улёгся между Броаном и Гарьят. «Всё, двуногие. Дальше только через мой труп!»