как-то, в один из ее приездов в Мюнхен, они подходили к дверям компании, где работал Майер. Навстречу им шла девушка с коробкой керамической плитки. Норберт остановился поприветствовать девушку. С присущей ему доброжелательностью он задал ей несколько ничего не значащих вопросов. Та с улыбкой отвечала, перекладывая тяжеленную коробку из одной руки в другую.

– А почему ты не помог? – спросила тогда Слава.

– Она же не просила.

Вот это «она же не просила» Слава уже не раз испытала и на себе. Если она что-то рассказывала про себя, то Норберт охотно слушал, комментировал, давал советы. Сам же никогда не спрашивал, не интересовался, ни как здоровье, ни как на работе. Или что, допустим, она ела на завтрак.

– А почему ты меня ни о чем никогда не спрашиваешь?

– Я достаточно интеллигентный человек, чтобы не лезть к тебе в душу.

– То есть то, что я все время тебя о чем-то расспрашиваю, говорит о моем бескультурье?

В тот раз Норберт посмотрел на нее снисходительно, томно вздохнув. Слава тогда ничего не поняла. Ну да ладно, разберется по ходу.

Краем глаза она осматривала пристанище, в котором ей предстояло обитать ближайшие три недели. Минимум мебели, в основном из IKEA, очень низкие потолки, поэтому даже большие помещения казались маленькими и неуютными. Деревянные стены, деревянные полы, никаких ковров и занавесок на окнах. Видимо, Майер незаметно отслеживал реакцию Славы и по ее вытягивавшемуся лицу делал свои выводы. Все происходило в полном молчании и не предвещало ничего хорошего.

Таская коробки в скандинавский домик, Слава не знала, что ей предстоит дальше.

* * *

Как выяснилось, Слава не умела ничего. Посуду она мыла неправильно, готовила плохо, даже накрывала на стол – и то безвкусно. Как назло, зарядили проливные дожди. До моря на машине действительно минут пять, но пешком точно не дойти. До ближайшего населенного пункта в магазин за продуктами – и того дальше, минут двадцать на машине.

Атмосфера в доме накалялась, ничего у них не складывалось. Майер нервничал, Слава пыталась его успокоить, понимая, что деваться ей все равно некуда. Она оказалась практически на подводной лодке. Причем еще и без денег. Майер не разрешил ей поменять деньги, со словами:

– Тебе зачем? Все расходы я беру на себя.

– А может, я захочу что-то себе купить? Или сувениры в Москву, родителям подарки.

– Я куплю все, что тебе понравится.

Вот только беда, Норберту ничего не нравилось из того, что нравилось Славе.

В одну из их вылазок в соседний городок Слава зашла в небольшую лавочку, где ей понравился красивый вязаный платок с кистями в национальном скандинавском стиле. Платок продавался в двух расцветках: светло-зеленый и бежевый. По краям яркий белый орнамент. Слава любовалась красивыми платками. Ей нравились оба, и она никак не могла принять решение, какой платок выбрать: бежевый или зеленый. Зеленый вполне подойдет к черному пальто, бежевый можно надеть с шубой. А собственно, не такие уж они и дорогие, куплю оба.

Она подвела Норберта к платкам.

– Посмотри, какие они уютные. Я поняла, что хочу купить оба. Модель одна, но цвет делает их совершенно разными. Ты же знаешь, у меня нет местных денег. Ты мне купи, а я отдам тебе евро.

– Даже и не подумаю, – хмыкнул Майер. – Дешевка. И вообще, как можно что-то покупать в придорожном магазине. Ты бы еще в ларьке купила!

Слава напряглась, но решила в этот раз идти до конца:

– Мне нравится. Я хочу купить эти платки.

– Значит, у тебя совершенно отсутствует вкус.

– Пусть так, – не сдавалась Слава, – но я же хочу купить эти платки на свои деньги, я не прошу их оплачивать.

– А я говорю, что моя женщина никогда не будет носить эти вещи.

– А может, твоя женщина сама выберет, что ей нужно?

Майер развернулся и, хлопнув дверью, вышел из магазина. Слава осталась стоять совершенно оглушенная. Это что ж такое делается? Она никогда не была упрямой, никогда – транжирой, умела управляться с деньгами, умела накопить, но и умела красиво одеваться, эффектно выглядеть. Да, она не покупала брендовые вещи, на это у нее просто никогда не было денег, но всегда выглядела достойно. И потом, она любила составить законченный образ, продумать, что и к чему надеть, где нужно добавить бижутерию или платок, обязательно подбирала сумки и туфли в тон. А здесь не просто будут указывать, как ей выглядеть, а будут заставлять носить то, что ей не нравится. Это с какой же стати?!

Она поймала на себе сочувствующий взгляд продавщицы. Попытавшись изобразить подобие улыбки, Слава выскочила из магазина. Машины Майера на стоянке не оказалось. Еще того не легче. Что это значит? Он уехал? Оставил ее одну? И что теперь делать?

Слава потом часто вспоминала этот момент. Именно тогда она поняла, какая жизнь ее ждет, если вдруг она переедет к Майеру.

Десять минут, которые она под дождем, без зонта стояла посредине площади, не понимая, что делать, вернули ее к действительности. Сначала она запаниковала: что теперь с ней будет? Без денег, собственно, и без адреса, без паспорта, куда ей бежать? В российское посольство? Только где оно? Уж точно не здесь, не в этих дюнах.

Наверное, Майер приехал достаточно быстро, но это время показалось ей вечностью. Он выскочил из машины, кинулся к Славе, начал ее обнимать, целовать.

– Пойми меня, я хочу для тебя только хорошего, только самого лучшего. Мы вернемся в Мюнхен, я отведу тебя в роскошный магазин, где продаются кашемировые шали всех цветов. Они мягкие, пушистые, невесомые. Ты поймешь разницу. То, что ты выбрала, – это так безвкусно! Ты сама все увидишь и согласишься со мной, как и раньше. Ты же всегда убеждалась, что я прав.

Боже, боже, стонала в своих мыслях Слава, она сама загнала себя в этот тупик. Думая одно, а вслух говоря другое, она убедила Майера, что всегда согласна с ним. Но это же совсем не так. Ей не стали больше нравиться ни эти чудовищные серые вещи, которые он ей покупал, ни обстановка, которую он выбирал для квартиры. Она же думала как? Естественно, она будет учиться у Майера. И было чему. У него хороший вкус. Он одевается изысканно. Но он мужчина! И пусть дальше так одевается. Она согласна выслушивать его советы, учиться у него! Но не изменяться кардинально! Это невозможно! А что сейчас? Полное вытеснение ее, Славиной, личности. Нет уж. Так жить она не хочет.

– Вот видишь, я рад, что ты