– А это сделает кто-то другой? Механизм сработает в холостую?

– Вы же почувствовали легкую вибрацию и щелчок. Это задействовался персональный предохранитель. Теперь либо вы используете «Аптечку», либо ее можно только сломать.

– В сторону, – подошедший господин выставив трость отодвинул Бориса.

Причем случилось это настолько неожиданно, что парень сместился оставив на прилавке свою покупку. Н-да. ну, по сути, не уступить дорогу этому надменному типу он не мог. Дворянин. И ничего-то с этим не поделать. Мало того, теперь пока он не отойдет, не получится даже забрать свой артефакт. Ибо неуважение к высшему сословию. Словом одни сплошные проблемы.

– Ага. Еще не забрали. Отлично. Я беру эту «Аптечку», – произнес напыщенный португалец.

– Прошу прощения, сеньор. Но артефакт уже продан.

– Ты не слышал меня, дубина, – грозно сдвинул брови дворянин.

Самое смешное заключалось в том, что он и впрямь мог забрать эту покупку буквально из рук, будь перед ним даже купец или промышленник первой гильдии.

– Прошу прощения, сеньор, но артефакт уже привязан к этому молодому человеку. Я ничего не могу поделать. Только предложить вам другой образец.

Дворянин смерил недовольным взглядом скромно стоящего в сторонке Бориса. Вот только ничего поделать не мог. Привязка это дело такое. Заставить человека сменить привязку артефакта конечно можно. Вот только оказаться под судом за посягательства на устои могут и благородные.

Мужчина чуть сместился в сторону и указал тростью на артефакт, словно говоря – забирай и проваливай. Борис не стал заставлять себя уговаривать и поспешил ретироваться. Только если он решил, что на этом его приключения закончились, то сильно ошибался.

– Борис!? – едва оказавшись на улице, услышал он за спиной удивленное восклицание.

Этот голос он узнал бы из тысячи. Правда меньше всего ожидал услышать его здесь. У них под ногами целый мир. Но отчего-то судьба сталкивает их с завидным постоянством. Причем самым невероятным образом. Н-да. Как там было в замечательном фильме «Гусарская баллада». «Три тысячи чертей, свиданье как в романе». Вот уж не в бровь, а в глаз.

– Здравствуйте, Екатерина Георгиевна. Елизавета Петровна, – второй легкий поклон в сторону Москаленко.

Девушки стояли на тротуаре, прикрывшись солнечными зонтиками. Воздушные шляпки и легкие платья. Ну, как легкие. Здесь по-настоящему легких одеяний нет даже у крестьянок. Тот же сарафан надевается на верхнюю рубашку, а под ней либо комбинация либо комбинация. Словом, хватает одежек. Современницы Бориса однозначно попадали в обморок. А если, их обрядить еще и в корсеты, кои обряжаются представительницы чистой публики, и вовсе туши свет. Но ч-черт. Как же это красиво смотрится. Взгляд не оторвать.

За их спинами заметны два бычка трехлетки. В смысле, бугаи косая сажень в плечах, в которых с первого взгляда угадывались серьезные бойцы. Интересно, это очередные мальчики Москаленко, или теперь уж боярин Яковенков озаботился? Борис склонялся все же ко второму. А вообще, он бы на месте ее папаши после случившегося уже запер бы дитятко на родовом острове. А тут. С их последней встречи прошло семь месяцев, а она все еще в тысячах миль от дома. Поди пойми как работают мозги у этих дворян.

– Боренька, ты какими судьбами на Нампуле? – поинтересовалась Москаленко, обмахиваясь веером.

Вообще-то июнь в этих широтах является зимним. Правда с холодами тут как-т не заладилось. Средняя температура держится в пределах двадцати шести градусов. Хотя вот именно сейчас, она явно подбирается к тридцатиградусной отметке. И судя по всему к полудню превысит эту черту.

– Ну, на Вольвике мне стали не рады. Объявился французский капитан у которого был зуб на небезызвестного вам капитана Бэнтли. Ну и на меня грешного. Так что, консул предпочел спровадить меня побыстрее куда глаза глядят.

– Отсюда до Вольвика даже по прямой более полутора тысяч миль. А уж учитывая необходимость обходить кое-какие места, так и того больше, – заметила Москаленко

– Ну так и скитаюсь я уже четыре месяца.

– Логично.

– А вы все это время путешествовали на катере? В одиночестве? – с блеском в глазах поинтересовалась Катя.

Признаться, Борис старался не смотреть на нее, как и она всякий раз отводила взгляд в строну. Только у обоих это плохо получалось. Уж от кого, от кого, а от Елизаветы Петровны это не ускользнуло. И чего у там, совершенно не нравилось.

– Нет, что вы. В смысле, поначалу-то да. Но когда попал в бурю, предпочел все же оставить глупость.

– Вы считаете, что бросить вызов стихии это глупость? Полагаете, что капитаны презревшие опасность неизвестности отправившись открывать новые земли, глупцы?

Осуждения в ее голосе было столько, что Борису где-то даже стало не по себе. Вот не хотелось ему выглядеть в ее глазах человеком недостойным уважения. Понятно, что в ней сейчас бурлит юношеский максимализм. Но вот хочется произвести на нее впечатление и все тут. Тем более на фоне того, что после их последней встречи отношение ее к нему явно потеплело.

Хм. Показалось. Или в тот момент когда в голосе девушки промелькнуло неодобрение и некий намек на презрение, в облике Москаленко и впрямь появился эдакий легкий намек на удовлетворение. Уж не стремится ли она вбить меду ними клин. И это даже при том, что между ними и без того непреодолимая пропасть. Хм. Вопрос.

– Я не трус, Екатерина Георгиевна. И вам о том ведомо, – пожав плечами, как ни в чем не бывало заговорил Борис. – Но между трусостью и здравым смыслом есть большая разница. Прохаживаясь в прибрежных водах я уверился в том, что способен управлять катером и пересечь на нем океан. Ничего невозможного. Но только не с моими познаниями в навигации. Мне еще учиться и учиться.

– Хм. Согласна. Безрассудство до добра не доведет. Кстати, у меня есть для вас предложение.

– Я весь внимание, Екатерина Георгиевна.

Хм. А вот и едва заметная тень недовольства на личико Москаленко наползла. И даже где-то озабоченности. Неужели он все же прав. От этой мысли сердце, что говорится, екнуло и легонько засосало под ложечкой. Да так приятно, что даже по спине прошла едва заменая дрожь.

– Батюшка решил, что некий, известный нам капитан Бэнтли должен ответить за свою дерзость. Он отдал под мою команду вооруженную парусно-паровую яхту, дабы я посчиталась с ним. Вот уже три месяца как мы получили каперский патент. Очень надеюсь, что война не успеет закончиться до того момента, как мы найдем этого негодяя, решившего сменить театр своих крейсерских операций.

– Простите, вы это серьезно?

– Разумеется.

Занавес. Борис отказывался понимать дворян и бояр в частности. То есть, он отдал под команду шестнадцатилетней девочки вооруженную яхту и отправил посчитаться за поруганную честь? Это вообще как? Он невольно перевел взгляд на Москаленко. Нет. Это не шутка. Она совершенно спокойна и воспринимает происходящее как должное. И это при том, что Катя еще не достигла восемнадцатилетней планки, чтобы получить возможность возрождения. Бре-э-эд!