Рилан подошел, протянул Равене руку, стараясь не смотреть ниже ее ключиц, и вдвоем они пошли к выходу. Слуга, смущенный не меньше Рилана, открыл дверь. Рилан вывел Равену на ступени и увидел, что площадь Святого Михаила заполнена горожанами.

Он подумал было, сколько народу собралось посмотреть на ее позор, и вдруг понял, что ни один из жителей Каттерика не смотрит на Равену. Все глаза были закрыты, а головы опущены. Кажется, кто-то всхлипнул и Рилан услышал, как где-то с грохотом закрылись ставни.

Один из офицеров отца подвел Равене белую лошадь, покрытую алым мягким ковром. Рилан помог Равене сесть, сжал ее руку и едва слышно произнес:

– Все будет хорошо. Не бойся.

Равена посмотрела на него с такой тоской, что Рилана пробрал озноб. Кожа на белом девичьем бедре покрылась мурашками.

– Спасибо, – прошептала Равена, и мужчина в мундире с вепрем на рукаве неторопливо повел лошадь вперед. Рилану подвели вторую лошадь; он сел в седло и двинулся следом за обнаженной всадницей.

Осанка Равены была идеально прямой, пышные волосы заплетены в косу и уложены вокруг головы. Рилан не хотел смотреть и все же смотрел. Нежная светлая кожа, родинка под левой лопаткой, россыпь старых синяков на ягодице… Лошадь шла медленно; люди опускали головы и Рилан видел, что все глаза закрыты.

Ему казалось, что все это сон. Копыта звонко стучали по мостовой; в какой-то момент Равена всхлипнула и тотчас села еще прямее, но Рилан понял, что она заплакала.

«Это не страшно, – подумал он, словно Равена могла его слышать. – Это пройдет и забудется. А декан Свен сегодня вернется домой, и все мы будем жить дальше, словно ничего не случилось. Мы сможем это забыть, мы никогда об этом не вспомним».

Рыбная улица стекала вниз по холму, за ней была целая россыпь улочек и переулков, и было так тесно, что две лошади не разъехались бы. Прямо над головой Рилана хлопнули ставни. Здоровяк, стоявший у пустого прилавка, отвернулся и закрыл лицо ладонью.

Это было похоже на похоронную процессию. «Не плачь, – думал Рилан, видя, как вздрагивают белые плечи всадницы, и чувствуя, как сердце дрожит от тоски и любви. – Не плачь, я с тобой, я здесь. Ты не одна».

Можно подумать, это могло как-то ее утешить! Вот целый отряд с вепрем на рукавах – глазеют вовсю, ухмыляются, комментируют, не стесняясь в выражениях. Рилан не ожидал от себя такого взгляда, но посмотрел на них так, как это сделал бы Ньют Гранвилл, – и, к его удивлению, грязные рты заткнулись. Офицер, который вел лошадь Равены, свернул на улицу Лудильщиков – Рилан уже знал, что она делает крюк, охватывая весь Каттерик, и выныривает на площади Святого Михаила.

Если бы он мог прожить жизнь так честно и правильно, как декан Свен! Рилан понимал, что из-за него никто не поедет вот так, но он надеялся, что никто и никогда не встанет перед таким выбором. И в груди было так жарко, словно сердце хотело остановиться. Равена казалась такой хрупкой и маленькой, что Рилану хотелось обнять ее, как обнимают заблудившегося ребенка, прижать к себе, чтобы не позволить потеряться.

Отправляя его сопровождающим, отец, конечно, ожидал другого. И Рилан радовался, что все вышло не так, как задумывал Ньют Гранвилл.

Если бы им сейчас владела похоть и желание обладать, то он действительно был бы Свиненышем, а не Риланом.

Наконец они выехали на площадь Святого Михаила, и офицер остановил лошадь. Какое-то время Равена сидела неподвижно, словно не понимала, что все закончилось. Рилан успел спрыгнуть с лошади и подбежать к ней как раз в ту минуту, когда она стала заваливаться с лошадиной спины. Он подхватил Равену, помог ей встать и, сдернув с себя плащ, укутал ее плечи. Равена подняла к нему заплаканное лицо, и Рилан понял, что она не видит его.

– Все, – произнес он, провел руками по ее лицу, стирая слезы. На площади царила такая тишина, что Рилану снова показалось, что все это сон. – Все, Равена, все уже кончилось. Не плачь.

Они обернулись к ступеням. Ньют Гранвилл стоял у открытых дверей с видом гостеприимного хозяина.

– Прикройся, любовь моя, – небрежно посоветовал он. – Оденься и загляни в мой кабинет. Он там.

* * *

Равена не помнила, как одевалась. Вроде бы Петула принесла темно-зеленое платье, вроде бы Рилан стоял у дверей ее комнаты, словно верный часовой. Слезы иссякли, сейчас в ней все звенело, словно вся она превратилась в туго натянутую струну. Пускай она подверглась невообразимому позору, зато отец сейчас в доме, сейчас они встретятся, и все будет хорошо. Авриль скоро будет здесь, скоро Север будет свободным.

Она сбежала по лестнице так быстро, что едва не упала. Рилан быстрым шагом шел за ней, хотя его никто не просил – должно быть, хотел увидеть декана Свена. Офицер Гранвилла открыл дверь, Равена вбежала в кабинет и никого не увидела.

– Отец! – позвала она. Нет, пусто. Здесь никого не было. Равена сделала несколько осторожных шагов. Что это, очередная мерзкая шутка Гранвилла? Он налюбовался на ее позор и теперь радовался тому, как все получилось?

– Отец! – окликнула Равена, уже понимая, что декан Свен не выйдет из-за книжных шкафов. Гранвилл опозорил ее перед всем городом и теперь смеялся над ней…

Равена вдруг увидела сундук. Большой сундук, окованный железом, которого раньше здесь не было. «Не трогай и не смотри, – прозвенел в ее ушах незнакомый женский голос. Равена подумала, что так могла бы говорить Мать, добрая и сострадательная. – Просто выйди отсюда. Пожалуйста».

Она подошла к сундуку. Крышка откинулась на удивление легко. Равена заглянула внутрь и заорала так, что сорвала голос. Рилан бросился к ней из коридора, обнял, пытаясь удержать. Равена зажимала себе рот, пытаясь затолкнуть крик обратно в глотку, но не могла перестать кричать. Рилан заглянул в сундук, охнул и отступил, словно споткнулся.

Голова декана Свена казалась ненастоящей. Маска, декорация вроде тех, что используют в театре, когда ставят «Жизнь двенадцати владык». Как она может быть настоящей? Как декан Свен может быть мертв?

«Мне нужна была голова Робина Хонни, – рассмеялся Гранвилл. – И я ее получил. Я всегда получаю то, что мне нужно».

Глаза декана были закрыты, лицо было спокойным, словно он отдыхал после долгой и трудной работы. Те, кто клал голову в сундук, даже расчесали его волосы. Равена дотронулась до его лба – нет, это была не маска.

– Отец, – прошептала она. – Отец, как же так…

Он не ответил.

Равена осторожно вынула голову из сундука, словно любое неловкое движение могло причинить отцу боль. Почему, ну почему все вот так?.. Она упала бы, если бы Рилан не поддержал; мелькнула мысль, что сейчас надо заплакать, выпустить из себя всю боль, которая сгущалась черным горьким дымом.

Но глаза были сухими. Равена почему-то знала, что теперь больше не будет плакать. Никогда.

Она потеряла всех, кого любила и кто любил ее. Гранвилл сломал и растоптал Север, теперь пришла очередь Равены.