И Баранов созвучно взглядам Бобкова 25-летней давности выступает с весьма серьезным заключением: «Сомнительные, а иногда и попросту недостоверные сведения и обобщающие суждения получили распространение во всем мире в огромном количестве (тираж только номеров «Нового мира» с «ГУЛАГом» достигал более полутора миллионов экземпляров)... «Архипелаг ГУЛАГ» сыграл в крушении тоталитарного режима такую роль, какую никогда и нигде не сыграла книга в политической борьбе какой-либо страны».

Поэтому с «Архипелагом» и его автором боролись. И книгой «ЦРУ против СССР» как оружием психологической войны, и тайными операциями, в результате которых появлялись такие издания, как «Спираль измены Солженицына».

Автор последнего, Томаш Ржезач, оказался в помощниках у Солженицына, когда тот обосновался на Западе, в Германии. Итогом его работы у именитого писателя и стала разоблачительная книга. Перебравшись впоследствии в США, Солженицын интуитивно не доверял помощникам и секретарям со стороны, возложив большую часть обязанностей на жену. И жил в Вермонте этаким отшельником, совершенно презрев светскую жизнь и общение с американской элитой. Конечно, история с Ржезачем не зеркало ситуации с помощником Троцкого в изгнании Зборовским, который был агентом НКВД и сообщал в центр о каждом шаге и планах своего шефа. С эмигрантом Ржезачем помогли договориться чехословацкие коллеги. Его убедили написать книгу о Солженицыне и основательно оснастили материалами.

С трехтомным тяжеловесом «Архипелагом», пробившемся в Советский Союз на волнах «Голоса Америки» и «Свободы», тогда на советско-пропагандистском поле могла тягаться только многократно переизданная книжка «ЦРУ против СССР». Правда, руководители Центрального комитета партии считали, что она издана для публики, а их не касается. Не касаются их прогнозы событий, варианты разложения и саморазложения партии, варианты разлома страны.

Партия как огня боялась живой дискуссии с оппонентами реального социализма, в первую очередь с так называемыми «диссидентами» представителями инакомыслящей интеллигенции. В 70-80-е годы Бобков не раз готовил записки в ЦК КПСС, где звучали предложения вступить в прямую полемику с академиком Андреем Сахаровым, профессором Шафаревичем, историком Роем Медведевым и другими известными по тем временам оппозиционерами. Но партийные идеологи и пропагандисты настаивали на репрессивных мерах в отношении оппонентов. И возлагали на КГБ ответственность за них.

А спустя годы судьба Советского Союза с помощью коммунистических вождей взяла да и побежала по одному из вариантов, рассказанных Яковлевым-Бобковым в сочиненной ими книге «ЦРУ против СССР». Да финал оказался крут: ЦРУ осталось, СССР со сцены ушел.

Основатель и глава послевоенной немецкой разведслужбы Рейнхард Гелен как-то в сердцах бросил своим коллегам: «Наше дело настолько грязное, что заниматься им могут только настоящие джентльмены». А дела Пятого управления? Как заметил Бобков, даже среди сотрудников КГБ отношение к управлению было неоднозначным. Некоторые увязывали его с «грязной работой». Тем не менее «чистая» работа все больше зависела от оперативного мастерства. То, что ее офицеры осваивали самые темные закоулки душ своих подопечных и при этом старались как можно меньше наследить, действительно приближало их к профессионалам джентльменского уровня.

Ветераны с радио «Свобода» однажды скажут, что профессиональные чекисты считали для себя постыдным служить в «жандармской пятерке». И брали, мол, туда более ни на что не годных. Это мнение специалистов со «свободного радио» — филиала ЦРУ. А в самом ЦРУ, в управлении тайных операций, знали, с кем имеют дело: в «пятерке» работали те, кто мог быть и политиком, и идеологом, и специалистом «паблик рилейшнз», и оперативником в одном лице.

Конечно, своеобразная была деятельность. Если офицер Пятого управления «служил» по межнациональным отношениям, то обязан был изучать ситуацию в целой области или республике, изучать и вширь, и вглубь, изучать исторические и современные особенности, и оперативным путем, и привлекая ученых. И выстраивать стратегию снятия межнациональной напряженности и националистических выступлений. А партийные комитеты могли не понимать этой стратегии, и нужно было убеждать, объясняя последствия возможных кризисных ситуаций, которые «свободное радио» из-за кордона всячески возбуждало.

А если офицер «пятерки» работал с творческой интеллигенцией, он стремился знать ее муки и искания, настроения и национальные ориентиры. И еще при этом знать проблемы быта, денег и поощрений, моральных и материальных, столь чутко воспринимаемых. Он должен был уметь говорить с этими «художественными» людьми на их языке, быть понятым и не отторгнутым. И это когда те же западные центры и свободное радио обволакивали художников своим навязчивым вниманием и заботой об их творческом продукте.

Офицеры «пятерки» — одновременно контрразведчики и специалисты «паблик рилейшнз», причем «пиара» белого и черного. Их объединял не только КГБ, самая некоррумпированная организация в СССР, но еще теснее собирала корпоративная мораль Пятого управления, мораль профессионалов политической безопасности, взращенных Бобковым.

Однажды молодой генерал с блескам в глазах на одном дыхании выдал спич:

— Те, кто в проблеме с ходу. Знают кого, что, где, как найти. Кто-то влетел в конфликт с законом. Оказался в нашем поле. Смотрим базу данных, другую. Вот человек, его встречи, его круг. На пересечении информации новые связи, новые контакты. И все как на ладони. И выход на объект со стороны новых связей. Разрабатываем старые — ищем новые. На столкновении информации, на соединении персонажей! Дело оперативной проверки, дело оперативной разработки — язык профессионала! На этом языке национализм, терроризм, антигосударственная деятельность светятся до молекулы.

Умудренный Бобков усмехнулся бы от столь лихого объяснения. Ведь сам оперативник от бога. Когда в Москве в январе 1977 года грохнули подряд три взрыва — один в метро, другие неподалеку от площади Дзержинского — и разорвало людей, он вместе с начальником Управления контрразведки генералом Г. Григоренко возглавил оперативную группу, искавшую преступников. Не бюрократ взялся за дело, профессионал. Мозг контрразведчика что математическая система. Анализ на пересечении информации и установка для оперативных работников — искать здесь, здесь и здесь, но особенно среди армянских националистов. Группа работала полтора года, а ориентир был дан на второй день после случившегося. И оказался верен. Некто Затикян, активист так называемой армянской национальной объединенной партии, в свое время разгромленной КГБ, и был главным организатором этого террористического акта.

В то время в Пятом управлении работали достойные профессионалы сыскного дела. Вспоминают генерала П., который начинал оперуполномоченным на Западной Украине, тогда нашпигованной бандеровским подпольем. Он появлялся в банде, играя глухонемого. Его проверяли, неожиданно из-за спины стреляя над ухом. Ни один мускул не дрогнул, ни одна мышца не выдала. Он становился своим, и банда уверенно шла навстречу своей гибели.