– Конечно, – лгу я.

Балекин бросает взгляд на Орлаг. Если они заберут Оука, то смогут вырастить его здесь, в море, могут женить на Никасии и сделать династию Зеленого Вереска своей, преданной Королеве Морской. Они смогут получить доступ к трону без Балекина; это не должно ему нравиться.

Долгая игра, но вполне подходящая для Фейриленда.

– Этот Гримсен, кузнец, – обращается к дочери Орлаг. – Ты действительно думаешь, что он сумеет сделать новую корону?

На мгновение у меня замирает сердце. Радуюсь, что на меня никто не смотрит, потому что в этот момент не могу справиться с чувством ужаса.

– Он изготовил Кровавую корону, – замечает Балекин. – Если он ее сделал, то наверняка сумеет сделать и другую.

Если им не нужна Кровавая корона, то не нужен и Оук. Не надо его воспитывать, уговаривать, чтобы возложил корону на голову Балекина; Оук вообще не нужен живым.

Орлаг смотрит на Балекина с упреком. Она ждет ответа от Никасии.

– Он кузнец, – говорит Никасия. – Не может ковать под водой, поэтому навсегда останется на суше. Но Алдеркинг умер, и Гримсен жаждет славы. Хочет такого Верховного Короля, который предоставит ему возможность прославиться.

«Вот что они задумали, – говорю я себе, справляясь с приступом паники. – Теперь я знаю их план. Если сумею бежать, то остановлю их».

Нож в спину Гримсена до того, как он сделает корону. В своих способностях сенешаля я подчас сомневаюсь, но убийцы – никогда.

– Рыбешка, – говорит Орлаг, обращая на меня внимание. – Расскажи, что Кардан обещал тебе за помощь?

– Но она… – начинает Никасия. Королева Морская взглядом заставляет ее замолчать.

– Дочь, – наставительно произносит Орлаг, – ты не замечаешь того, что прямо у тебя под носом. Кардан получил от этой девушки трон. Прекрати доискиваться, как она им управляет, и задайся вопросом, как он управляет ею.

Никасия бросает на меня обиженный взгляд:

– Что ты хочешь сказать?

– Ты говорила, что Кардан не очень заботился о ней. И все же она сделала его Верховным Королем. Пойми – возможно, он сообразил, что она может быть полезной, и использовал ее с помощью поцелуев и лести. На маленького кузнеца ты воздействовала теми же приемами.

Никасия выглядит озадаченной, словно все ее представления о мире перевернулись вверх дном. Вероятно, ей и в голову не приходило, что Кардан способен плести интриги. И все же видно, что она осталась довольна. Если Кардан соблазнил меня ради собственных интересов, то ей можно не беспокоиться. Остается только решить, какая от меня польза.

– Что он обещал тебе за Корону Эльфхейма? – с изысканной небрежностью спрашивает Орлаг.

– Я всегда хотела занять достойное место в Фейриленде. Он сказал, что сделает меня своим сенешалем и правой рукой, как Вал Морена при Дворе Элдреда. Позаботится о том, чтобы меня уважали и даже боялись. – Само собой, я лгу. Он никогда мне ничего не обещал, а Даин обещал гораздо меньше того, что я сказала. Но если бы кто-нибудь – например, Мадок – сделал такое предложение, то отказаться было бы очень непросто.

– Хочешь сказать, что предала отца и посадила этого дурака на трон в обмен на работу? – недоверчиво произносит Балекин.

– Быть Верховным Королем Эльфхейма – тоже работа, – возражаю я. – Вспомните, какие жертвы ради этого были принесены. – Я умолкаю, подумав, не слишком ли резко для заколдованной разговариваю с ними, но Орлаг только улыбается.

– Правильно, дорогая, – говорит она, помедлив. – И разве мы не возлагаем надежды на Гримсена, пообещав ему более чем скромную плату?

Балекин выглядит недовольным, но не спорит с Королевой Морской. Гораздо легче поверить, что верховодит всем Кардан, а не смертная девушка.

Успеваю съесть еще три кусочка рыбы и выпиваю что-то вроде чая из водорослей с жареным рисом; пить приходится через хитрую соломинку, чтобы напиток не смешивался с морской водой. Потом меня уводят в пещеру. Никасия сопровождает мерфолков, доставляющих меня к месту заточения.

Теперь это уже не спальня, а какая-то клетка. Когда меня в нее заталкивают, обнаруживаю, что, хотя сама я мокрая, все вокруг сухое и заполнено воздухом, а я опять не могу дышать.

Тело сводит судорогой от кашля. Из легких выходит вода вместе с кусочками частично переваренной рыбы из желудка.

Никасия хохочет, а потом произносит чарующим голосом:

– Разве не замечательная комната?

Вижу под ногами только грубый каменный пол – ни мебели, ничего.

Голос ее звучит завораживающе:

– Тебе понравится эта кровать с балдахином, убранная покрывалами. И затейливый прикроватный столик, и твой собственный чайничек с еще горячим чаем. И когда бы ты его ни пила, он будет все таким же восхитительно ароматным и согревающим.

Никасия ставит на пол стакан с морской водой. Полагаю, это и есть чай. Если ее пить, организм быстро обезвоживается. Смертные могут несколько дней обходиться без пресной воды, но поскольку я дышала морской водой, то, может быть, мне уже грозит опасность.

– Ты знаешь, – говорит она, пока я восторгаюсь комнатой, обвожу ее благоговейным взглядом, чувствуя себя при этом полной дурой, – я не сумею причинить тебе большего вреда, чем ты сама себе.

Поворачиваюсь к ней и хмурю брови, чтобы выглядеть растерянной.

– Не обращай внимания, – говорит принцесса и уходит, предоставляя мне остаток вечера крутиться и ворочаться на жестком полу, пытаясь изобразить, будто я на вершине блаженства.

Просыпаюсь в страшных судорогах и с головной болью. На лбу каплями выступил пот, все тело непроизвольно содрогается от спазмов.

Большую часть года я ежедневно травила ядами свой организм. Кровь привыкла к дозам гораздо более серьезным, чем те, с которых я начинала. Тело пристрастилось к ядам и теперь требует того, что раньше отвергало. Я не могу обходиться без отравы.

Лежу на каменном полу и пытаюсь привести мысли в порядок. Стараюсь вспомнить, как много раз Мадок уходил на войну и рассказывал мне, что всегда терпел неудобства. Иногда спал на земле, положив голову на обрубок дерева или на собственную руку. Бывал ранен и все равно продолжал сражаться. И не пропал.

И я не собираюсь пропадать.

Твержу себе это, но особой уверенности уже нет.

Проходят дни, но никто не появляется.

Сдаюсь и начинаю пить морскую воду.

Пока лежу, то и дело думаю о Кардане. Размышляю, каково это – вырасти членом почитаемой королевской семьи, могущественным и нелюбимым. Вырасти на кошачьем молоке, в небрежении. Постоянно терпеть побои от брата, на которого ты так похож и который вроде бы должен о тебе заботиться.

Воображаю себе всех этих придворных, которые тебе кланяются, позволяют шлепать и шипеть на них. Но сколько бы ты их ни унижал, сколько бы ни вредил им, ты всегда знаешь, что они найдут кого-то более достойного любви, а тебя никто не сочтет достойным.