Я находился не в аметистовой пещере и не в саду Истока. Скорее, я назвал бы это место темницей. В Комигорской крепости было два этажа подземелий, давно заброшенных к тому времени, как я исследовал их, пробираясь по гнилой соломе и лужицам бурой грязи, чтобы играть там в рыцарей и осады. Эта темница выглядела и пахла угрожающе востребованной.

Камера была маленькой, ее каменные стены прерывались только железной дверью с зарешеченным окошком. Где-то снаружи горел факел, отбрасывавший сквозь прутья пляшущие тени. Каменный пол был покрыт соломой, грязной, но по крайней мере сухой. Мои запястья и лодыжки были прикованы к дальней стене камеры, достаточно свободно, чтобы я мог сесть, лечь или встать, если захочу.

Цепи глухо звякнули, когда я поднялся на ноги. Встав, я мог заглянуть в зарешеченное окошко, но вскоре я понял, что лучше было остаться сидеть. Голова у меня кружилась, словно водоворот. Кроме того, увиденное мне не понравилось: через проход еще камеры, похожие на мою, два покрытых темными пятнами столба для порки посередине и деревянная подставка с разнообразнейшими кнутами, ремнями, крючьями и прочими металлическими приспособлениями. Я осел на солому, едва ли не радуясь ограниченности обзора. В Зев'На я пользовался подобными вещами и в напоминаниях не нуждался. Все это место провоняло несвоевременной смертью.

— Эй, — крикнул я, настолько властно, насколько позволила моя пересохшая глотка, — есть тут кто? Я требую объяснений!

— Это вряд ли, — донесся слабый голос откуда-то из-за двери.

Тревожный узел внутри меня несколько ослаб, и я прислонился затылком к стене.

— Как ты там?

— Бывало и лучше. Полагаю, не стоило распускать язык. Так я и знал.

С трудом сумев встать снова, я натянул цепи до предела и выглянул между прутьев. Он сидел у основания второго столба спиной ко мне. Руки были скованы позади столба цепью, свисавшей с перекладины над его головой, так что они оказались неловко вздернуты и заставляли Паоло нагнуться вперед, лицом едва не утыкаясь в колени.

— Как мы тут оказались?

— Старик оказался довольно шустрым… следует отдать ему должное. — Паоло говорил с трудом, прерывисто, задыхаясь — видимо, от боли. — Оглушил тебя и накинул петлю на шею, прежде чем я выдрался из кустов. Сказал, что веревка оторвет тебе голову, если я понесу тебя через портал недостаточно осторожно. Прости. Я сперва ему не поверил.

— Я в порядке. Значит, мы вернулись в Голубую башню?

— Я дотащил тебя до лестницы. Потом пришли охранители… тебя уволокли. После этого я мало что помню. Пришел в себя здесь и тут же пожалел об этом. Он тебя страшно боится.

— Он верит, что я — король.

— Ты же слышал… там, в пещере. Довольно трудно перепутать.

— Это не имеет смысла.

— Тогда его стоит найти, этот смысл. И лучше бы побыстрее. Они даже не спрашивали меня ни о чем… проклятье…

Его отчаянно затошнило.

— Держись. Я нас отсюда вытащу.

Вскоре я перестал его слышать. Даже ни единого стона.

— Эй, как ты там, Паоло?

Ни вопли, ни грохот цепей не заставили его очнуться. Я едва не сломал себе запястья, дергаясь в проклятых оковах.

Страж презирал Паоло. Я вспомнил, как он спрашивал Исток о наглых чужаках. Паоло нужно было убраться отсюда прежде, чем этот ублюдок убьет его. Но я не мог ничего сделать. Камера была совершенно пуста. Ни ложки, ни камня, ничего, что можно было бы использовать. Ни слабого звена в цепях. Запястья я ободрал уже до крови.

Это оставляло мне лишь один способ добиться чего-то быстро, как бы я его ни ненавидел. Я сосредоточил внимание на кандалах, что приковывали меня к стене, вспоминая слова Нотоль, которыми она наставляла меня.

«Окутай железо своими мыслями. Увидь его. Почувствуй. Услышь. Вбери его суть — хрупкую силу, удержание, ограничение и соединение. А теперь потянись за силой… собери ее… придай ей желаемую форму… вбей ее между звеньев и разорви их…»

Ничего не произошло.

«Жалкий неудачник… Пробуй снова».

Я пробовал снова, упорнее, отметая прочь тревожные раздумья о Паоло, охранителях и одиноках, сосредоточиваясь лишь на своих трудах, вспоминая все, что я слышал о подобных чарах, собираясь со всей доступной мне силой, — и по-прежнему прижимался спиной к запертой у меня в сознании двери, а мысли удерживал так далеко от лордов Зев'На, как только мог. С тем же результатом.

Пламя демонов, почему у меня ничего не получалось? Может, колдовство не действовало в Пределье, или же его подавляли какие-то связующие чары вокруг камеры или всей темницы. Я, без сомнения, заметил бы, если бы мне мешало что-то вроде мордемара — оно бы пожрало половину моего разума, как это случалось с рабами-дар'нети в Зев'На.

Еле слышный стон раздался за дверью камеры.

— Паоло! Давай, ответь мне! Очнись!

Если бы лишь желание и напряжение воли могли рвать цепи или разрушать каменные стены, я бы освободился без промедления. Тишина.

«Пробуй снова».

Упав на колени и прикрыв глаза, я углубился внутрь себя, вцепляясь в малейшие сгустки силы. Что-то же должно было там быть. Я же дар'нети. Я прорывался сквозь запасы знаний и опыта, проталкивался сквозь следы чувств, отбрасывал звуки, образы и воспоминания, ища силу, данную мне от рождения, поскольку я был сыном своего отца, силу, взлелеянную и выросшую во мне, поскольку я был любимым учеником лордов.

Глубоко… очень глубоко… что-то огромное и неясное начало расти во мне, стиснув мне легкие так, что я не мог дышать. Раздувая грудь, пока я не почувствовал себя таким же широким, как Об. Растягивая кожу так, что она едва не лопалась. Переполняя вены, пока кровь не приготовилась брызнуть из кончиков моих пальцев. Мои глаза вылезали из глазниц, а голова раскалывалась надвое, так что я вдруг увидел свое тело, в ужасе съежившееся у стены камеры, продолжая ощущать неестественное давление изнутри.

Перепуганный, уверенный, что это исполняется мой страх — в меня вторгается некая магия лордов, — я попытался загнать чудовищную силу туда, где я ее нашел. Самообладание. Я должен взять себя в руки.

На то, чтобы загнать чудовище внутрь, у меня ушла вся воля, какую я смог собрать. Но все же немыслимо долгое время спустя мне это удалось.

— Боги и демоны, Паоло, я не могу…

Я упал на четвереньки, голова поникла, пот струился по лицу и шее. Дыхание прорывалось хриплыми стонами. Я едва мог хотя бы шептать.

— Очнись, Паоло. Пожалуйста, очнись.

Меж замедляющихся ударов моего сердца затесался глухой стук, сопровождаемый тихим стоном. Повисая на стене, на подкашивающихся ногах, я снова поднялся, потянулся вперед и выглянул в окошко.

Паоло явно не мог мне ответить. Двое головорезов Стража сняли с него цепь и бросили его на пол между столбами. Спина и плечи были исполосованы кровавыми рубцами. Он свернулся в клубок, и, как раз когда я выглянул, один из охранителей, повыше, собрался пнуть его в голову тяжелым сапогом.