русских девушек, узнал многое о вашей славе. В этом мы с вами слегка похожи, поэтому я вам, как человеку опытному, хочу кое-что предложить. Предложенное будет сомнительным, а плата окажется велика, но поверьте…»

Сейчас я иду на очень большой риск, просто стоя с насмешливой улыбкой напротив пятидесятилетнего мужика, не знающего куда ему деваться. Крутов, более чем готовый разразиться провокациями и руганью, достаточными, чтобы я вызвал его на дуэль, совершенно был не готов к такому наезду. Никто не был бы готов. Даже если бы я сейчас-таки навалил кучу на рояле цвета слоновой кости, скромно тут стоящем в уголке, то это было бы все равно не так громко, как вышло с подачей князю.

И да, это было рискованно.

— Ты меня оскорбил, невежа. Вызываю тебя на дуэль. До смерти. Прямо сейчас, — скучным голосом наношу я третий удар. Очень вовремя, так как Крутов почти отошёл, а отовсюду уже слышны набирающие силу шепотки. Только Кристина молчит, да Адестан ле Кьюр, благоразумно отошедшие куда подальше.

То, что я делаю — со стороны выглядит либо чистейшей воды безумием… либо выступлением в лучших традициях семейства Терновых, которые могли и умели отжигать, когда кто-либо топтался на их мозолях. Правда, даже тот из родни моей жены, кто зарубил своего оппонента на дуэли, а затем обоссал его теплый труп, даже рядом не стоял с тем, что я собираюсь сейчас сделать.

Крутов, с виду, обычный человек. Славянин. Даже его глаза настолько неяркие, что его можно перепутать с простолюдином, особенно при хорошем освещении. Он одет в прекрасный костюм, на его поясе гримуар, кажется, восьми цепей. Пользоваться им он разучился давным-давно, но это совсем не значит, что у человека нет характера.

— Да КАК! ТЫ! СМЕЕШЬ! — рычит оскорбленный князь, выпрямляясь стрункой.

— Брось! — пренебрежительно и нетерпеливо машу я рукой, играя на публику, — Ты бы ни в жизнь на меня не полез просто так. В дуэли я раздавлю тебя как мышь, ты это знаешь. В других обстоятельствах… мне бы хватило одной моей китайской прислужницы в доспехе, чтобы стереть твой дом и семью в порошок. Любой из них. Все твои шансы, невежа, упираются лишь в надежду на яд или бретёра. Пить я с тобой не собираюсь, так что… где твой человек? Давай его сюда. Я тебя вызвал, Крутов.

Нарушаю писанные и неписанные правила. Сам кодекс аристократов. Самое понятие вежливости и куртуазности. Я просто взял свою голую мощь и сунул её в лицо князю, по-варварски прилюдно утверждая, что он — ничто передо мной. Что это значит опосредованно? Что любой из здесь собравшихся — ничто перед грубой силой, решившей перестать придерживаться правил. Не вообще, отнюдь, но здесь и сейчас? Да.

Зачем?

О, это очень интересный вопрос.

Я спасаю свою жизнь, как и жизнь собственной жены.

Крутов явился на приём очень подготовленным, а я сейчас выбиваю из его рук все виды оружия, кроме одного. Сэра Генри Клаудхейма. Инструмента последнего шанса.

«Я дорог, ваше сиятельство. Крайне дорог, даже несмотря на то, что на меня было оказано определенное… давление. Более того, деньги уже находятся у определенных людей, наблюдатель от которых присутствует тут. Однако, если князь не задействует меня, то сумма, за небольшим вычетом мне за беспокойство, вернется к нему. Зная это, он запланировал ряд мер по пресечению вашей жизни, не доводя ситуацию до того, чтобы в дело вступил я. Крутов очень не хочет платить, он не может себе это позволить»

А я не могу позволить себе убить князя Крутова… но лишь физически. Сейчас я, можно сказать, совершил рядом с ним социальное и политическое самоубийство такой силы, что и сам Андрей Михайлович уже не отмоется. Окружающие ему не простят, что именно он послужил причиной того, что молодой Истинный князь попросту оплевал весь высший свет, вывернув наружу то, что должно было оставаться всегда под ковром. Даже альфонсу, с которым я разговаривал ранее, не простят знакомства со мной.

Ну, рожай уже.

— П-п… принимаю вызов! — кажется, что у бедолаги Крутова изо рта капает самый горький яд в мире, — Здесь… и сейчас!

— Не забудь выставить бретёра, клоун, — специально негромко произношу я, усмехаясь, — Принимает он…

— Довольно!! Я выставляю защитника своей чести! Сэра… Генри… Клаудхейма!!

Толпа свидетелей, в составе которой я обнаружил и изнывающих от желания все это прекратить хозяев, в очередной раз охнула и ахнула. Вывернувший из неё блондин, от которого тут же шарахнулись все, что мужчины, что женщины, был знаменит очень печальной славой, такой, что даже я кое-что слышал, но позабыл за давностью прочтенной газеты. Совсем не зря он утверждал, что мы похожи.

Бретёр-неудачник, чья карьера началась с того, что у телохранителя и тренера бразильского маркиза Линье-Тюркуа обесчестили сестру. Не совсем до конца, но её обнаженное тело видели слишком многие… после того, как Клаудхейм, вопреки воле нанимателя, ринулся туда, где преступление готовилось свершиться. В тот момент он не успел покарать виновников, их с сестрой выкинули за ворота из-за нападения на гостей маркиза, но затем сэр Генри предложил свой меч любому, кто готов вызвать любого из преступников, включая маркиза, на дуэль. Так, за два года, они оказались все мертвы, как и пара сыновей Линье-Тюркуа, а Клаудхеймам пришлось бежать. Так началась шестилетняя легенда о одном из самых успешных бретёров в современной истории.

— Ваше сиятельство, — улыбка мужчины была теплой, даже благодарной, что создавало разительный контраст по сравнению с той бурей, что понемногу набирала силу вокруг нас, — Сталь и магия? Пистолеты?

— Давайте обойдемся сталью, сэр Клаудхейм. Давно не фехтовал.

— Ты должен был сам назначить, а не спрашивать!!! — сорвавшийся на визг Крутов в своей истерике катился прямо по следам моей убитой репутации, на самое дно аристократического социального колодца, — Негодяй! Бесчестный подлец!

Да, мы оба с Клаудхеймом негодяи, бесчестные подлецы и профессиональные, чего уж там, убийцы. Стрелки, дуэлянты, палачи. Именно поэтому он и рискнул поговорить со мной заранее. Локвидский Мясник решил рискнуть, договорившись с Княжеубийцей.

Во франкском Локвиде, между прочим, он перебил последовательно на дуэли трех братьев, включая и старшего, бывшего бароном. Всё бы ничего, но предупрежденный о настойчивости родственников, сэр Генри с каждым расправился… зрелищно, пытаясь отпугнуть остальных.

Мы вышли во двор, создав за нашими спинами настоящую толкучку. Вновь затихшая толпа, предвкушающая уже не скандал, а редкое и вкусное смертоубийство (подозреваю, что моё),