решила подождать финала истории, а затем охать и ахать. Один только Крутов всё производил какие-то звуки, пребывая в настоящем урагане чувств. Его можно было понять — мужик готовился к финальному удару, спешил, но при этом пришёл во всеоружии, с ядом, с сообщниками, с подготовленными темами, чтобы сопляк вызвал его на дуэль. Всё было за ним, даже инициатива. А вместо этого его отхлестали словами по морде, унизили целиком и полностью так, что это обязательно вызовет и гнев императора за втаптывание одного из князей в грязь, а потом еще и вынудили уличить себя в подготовке убийства!

Невыносимо!

— Муж мой, ты всегда знал, что делаешь… — Кристина была бледна, но сосредоточена и готова ко всему, — Сейчас, надеюсь, тоже знаешь?

— Да, милая. Слухи нас сегодня никуда не приведут, а вот побитый пёс, нуждающийся в хозяйке — наоборот. Сюда уже едет Пиата на мотоцикле.

— Другого выбора не было?

— Нет.

Метода Клаудхеймов представляла из себя управление кровью. Мой оппонент умел создавать из неё шипы, клинки и прочую опасную гадость, причем, создавать быстро и в очень неприятных формах. Возможно, моя молния могла бы его опередить, но не уверен. Реши я напасть на него до объявления дуэли — меня бы точно ждала тюрьма и смерть в ней.

У меня мой длинный меч, принесенный Мао Ханом из машины, у сэра Генри шпага. Даже не шпага, самая натуральная спата, длинная, гибкая и хищная. Очень опасное оружие, такое же, как и его Лимит. А еще оно позволяет быстрым глубоким выпадом пробить горло противнику, если битва происходит с использованием гримуаров. Не наш случай, но всё равно, полезные сведения.

Стандартные вопросы о примирении, на которые идут стандартные отказы. Стандартное повторение условий схватки — чистая сталь, только оружие. Самый редкий вид дуэли, а я на подобной уже второй раз. И, вроде бы, первым тоже был бретёр? Не помню.

Сэр Генри расслаблен, слегка улыбается, а я, наоборот, хмур и излишне напряжен. Всё-таки, танцы со смертью — это не моё. Бить первым, внезапно, бить насмерть, стрелять на опережение, вот чему меня учил лорд Алистер Эмберхарт. Инициатива правит балом, всегда, как я только что блестяще доказал это на приёме. Но теперь её нет. Будем выкручиваться.

Бой.

Мы начинаем танцы. Я гораздо выше своего оппонента, и силы запястий хватает использовать более короткий меч также, как и он использует спату, так что с самого начала складывается паритет. Клаудхейм маневрирует, пытаясь угадать момент для уверенного выпада, а я постоянно сдвигаюсь в бок, угрожая сократить дистанцию, и одновременно готов резким и хлестким ударом сбить спату в сторону. Это представляет серьезную опасность для сэра Генри, поэтому он осторожничает.

Мы двигались по кругу. Его резкий подскок и мой далекий отшаг, тут же делающий ситуацию для бретёра чрезвычайно опасной. Подскок… отшаг. Два его выпада издалека, оставляющие на моей щеке две царапины. В ответ я оставляю зарубку на гарде его спаты. Моя отмашка опаснее. Подскок и отшаг. Битва ума, тела, воли. Битва рассудка, не дающего ни ему, ни мне ударить смертоносной магией. Острие спаты мелькает как змеиное жало, но это пустые пробы. Даже совершенно неопытным зрителям понятно, что всё решится за один удар.

Всё и решается. Сэр Генри Клаудхейм очень и очень опытный дуэлянт, не раз и не два ставивший свою жизнь на кон, но невозможно быть универсальным бойцом. Каким бы профессионалом ты не был в этом мире, количество дуэлей, которые ты можешь провести на обычном оружии и без магии… будет мизерным. Левая рука в бою отчаянно хочет ощутить вес чернокниги, раскрыть её, создать такой надежный, такой нужный Щит.

А я? А вот у меня всё наоборот. В мире Алистера Эмберхарта гримуаров не было.

Он, уже выполняя подскок, поздно замечает, как я проворачиваю рукоять меча в ладони так, что его лезвие может нанести удар под совершенно другим углом. Может, и наносит. Да, такой маневр стоит мне того, что кончик спаты ныряет под кожу и скользит вдоль рёбер, но эта вспышка боли полная ерунда по сравнению с двумя пальцами Клаудхейма, падающими на траву под крики зрителей. Более того, он даже не может удержать спату, отскакивает в сторону без неё. Оружие, выскользнув из раны у меня в боку, падает к его пальцам, вниз.

Кровь тонкими струйками брызжет из искалеченной руки сэра Генри, он опускает взгляд на рану, а когда, спохватившись, вскидывает голову, то уже слишком поздно — подшагнув, я наношу удар. Злой, сильный и ровный, он отсекает голову англиканина. Позерство, но так гораздо лучше, чем то, на что мы договаривались.

Крики в толпе, шум падающих в обмороки тел, сдержанные ругательства тех, кому забрызгало обувь. Я, вытирающий платком лезвие своего меча и идущий по направлению к бледному как мел князю Крутову.

«Если судьбе будет угодно, чтобы вы оказались сильнее в таком экзотическом виде схватки, то я вас предупреждаю, что буду следовать условиям заключенного с Крутовым договора до самого конца. Прибегну к Методе. Если вы выживете, то безусловно сможете воспользоваться моим бесчестьем, оно тяжким пятном ляжет на совесть князя. Я вас предупредил. В крайнем случае — я пойду и на бесчестные меры. Это есть в договоре, прописано и заверено»

Спасибо за предупреждение, Локвидский Мясник, но мне что-то не захотелось проверять, что там может твоя Метода. Это у тебя, неоперабельного, больше никаких дел в этом мире не осталось, а вот у меня совсем наоборот.

— Я жду извинений, — стою я перед своим врагом, миролюбиво удерживая меч пальцами за лезвие, — Прошу вас, князь, не стесняйтесь.

— Извинения? — почти хрипит еле держащий себя в руках Крутов, — Изволь… извольте! Я извинюсь! Так полагается же, правильно? Итак… ваше… сиятельство! За что мне следует извиниться?!!

— За хамство, разумеется, — пожимаю я плечами, оглядываясь на жадно пожирающее нас взглядами общество, — Вы же первым ко мне сегодня обратились! И сделали это максимально грубо!

Под звуки тотального охренения (большинство же среди собравшихся не знали, с чего разразилось такое!) униженный, опозоренный и проигравший князь, притащивший знаменитого бретёра из другого уголка мира, был вынужден еще и извиняться. За грубость. Когда мы, согласно традиции, пожимали руки в знак примирения, мне показалось, что его сейчас разобьет сердечный приступ, но нет, Андрей Михаилович нашёл в себе силы сесть в мобиль и уехать. Мы сразу же последовали его примеру.

— Расскажи! — потребовала