В ванной Турмен выкашлянул в раковину кровавую мокроту (на фаянсе распласталась розовая устрица), намазал прописанной мазью всю свою сыпь, выпил два двойных «тайленола» от вечной головной боли, пересчитал, на месте ли ребра, причесался и волосы с расчески спустил в унитаз. В спальне он неуверенно натянул широкие тренировочные штаны и кроссовки, которые не стал завязывать — лишь бы не утруждать ноющие суставы. Вяло расправил пропотевшие простыни. Все равно их никто не увидит.

В прихожей сгреб со столика и распихал по карманам пузырьки с таблетками и ингаляторы. И, прихватив алюминиевый костыль с обитым поролоном валиком под спину, покинул две скудно обставленные комнатенки.

Впереди еще один напряженный день ничегонеделания. Город отставников. Детский сад для взрослых. Идиллия парковой скамьи.

Не самое плохое место для больного старика.

Какая жалость, что Турмену всего двадцать семь.

— Нет!

Невероятным усилием воли Шенда Мур вырвалась из пут дурного сна. В ее спасении не было ничего случайного или произвольного. Не открылся никакой подвернувшийся кстати ментальный люк, никакой сгусток древних нейронов-хранителей не запустил патентованную программу пробуждения. Нет, все было делом рук самой Шенды. Отвернуться от ужасающего сценария, отказаться от участия в подбрасываемых подсознанием кошмарах, отшатнуться от жадных фантазий сна ради консенсусной иллюзии под названием «реальность»… Все это следует отнести за счет силы характера Шенды.

«Да уж, — сказали бы все, кто ее знал, — в этом вся Шенда!»

Иногда Шенде хотелось быть другой. Не столь целеустремленной, не столь умелой, не настолько держащей все под контролем. Разумеется, каждый день, каждую минуту она благодарила Тити Яйя, которая вырастила ее такой. Шенда себе нравилась.

Но нести ответственность за все — это же огромная работа! Бесконечный перечень дел, до седьмого пота: подтирать грязь, выпрямлять искривленные жизни, строить и ремонтировать, ставить подпорки и сносить, поцелуями исцелять «бо-бо». У-а-а-а! А теперь — хватит хныкать.

Вспоминая африканские сказки про Ананси, Шенда называла это состязанием с тушканчиком.

А останавливаться непозволительно.

Особенно сейчас — когда «Каруна, Инк.» уже расправила крылья и отнимает уйму времени — Шенда просыпалась по утрам, и перед ее мысленным взором тут же выстраивался список обязанностей, аккуратное иерархическое древо, где свободное время висело запретным плодом на кончиках самых дальних веток, до которых ни за что не дотянуться.

Но даже выходить он-лайн с таким внушительным списком дел в голове все же лучше, чем просыпаться вот так.

Сердце у Шенды ухало, как гонг, а протестующий крик еще отдавался эхом от стен спальни. Включив лампу на тумбочке, она выпростала из-под простыни изящные и мускулистые ноги карамельного цвета и села прямо в теплой байковой ночной рубашке. Она некоторое время массировала двумя пальцами виски, и блестящие вьющиеся кудри черным водопадом падали на склоненное лицо, пока она осмысливала кошмар.

Этот кошмар посетил Шенду не впервые.

Ясным днем она стоит на плоской присыпанной гравием крыше, на одном уровне с верхними этажами десятка окрестных зданий. Лифтовая шахта с жестяными стенами, спутниковая тарелка, дверь на лестницу, гудящие вентиляторы, несколько кадок и пляжных кресел. Вполне убедительно — вот только в подобном месте она никогда не бывала.

Рядом с ней Кенарь.

В руке у нее (сознает она вдруг) зажат теннисный мяч.

Кенарь пританцовывает вокруг, прыгает за святым Граалем разлохмаченного зеленого мячика, упрашивая, чтобы она его бросила.

Она повинуется: боковой бросок, умелый и сильный. Бросает бешено, беззаботно, бездумно.

Мячик взмывает в воздух, следом, взметая когтями гравий, — Кенарь.

Мячик летит через заграждение.

Величественным прыжком Кенарь безумно, беспечно взмывает в смертельную пустоту.

Во сне Шенда кричит: «Нет!!!»

А теперь только бормочет: «Нет…»

«Смысл» сна достаточно ясен: она начинает уставать, бремя ответственности перед теми и за тех, кого она любит, настолько велико, что она представляет себе, как вот-вот что-нибудь испортит.

Черт, она же знала, что рано или поздно облажается. Это неизбежно. Все постоянно лажаются. Это же практически дефиниция человеческого бытия. Промахи и просчеты двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Снам незачем напоминать ей об этом.

Она молилась лишь о том, чтобы не напортачить слишком круто. Чтобы у нее осталось сил подобрать обломки и начать все заново.

Иногда в игру вступала удача.

А удача — из тех вещей, что ей не подвластны.

Сердцебиение унялось. Решительно поднявшись (пурпурный лак на ногтях совсем облупился, надо обязательно выкроить время и пойти к Син-Син сделать педикюр, да, впрочем, сейчас в ее жизни нет мужчины, который оценил бы подобные мелочи), Шенда начала готовиться к предстоящему дню.

После ночного кошмара она первым делом проверила, как Кенарь.

Пес преспокойно спал в столовой.

Презрев дорогущую, заказанную по каталогу лежанку с пышными подушками, Кенарь устроил себе гнездо.

Каким-то образом он дотянулся до угла свисавшей со стола антикварной льняной скатерти Тити Яйя (пережиток старых добрых сытых дней в Гаване). Скатерть он стянул на пол, а заодно свалил два медных подсвечника. (Господи, она, наверное, спала как убитая!) Потом изодрал уникальную скатерть в клочья, которые лучше всего соответствовали какой-то там генетической памяти о лежбище из африканской травы.

— Ох, Кении! Что скажет Тити!

Хрюкнув, Кенарь проглотил последние такты храпа и проснулся. С бородатой складчатой морды на Шенду уставились невинные глаза. Вывалив язык и расплывшись в заискивающей улыбке, пес застучал обрубком хвоста.

Шенда поймала себя на том, что ее гнев тут же развеялся.

Большинству способных к эмпатии людей невозможно долго сердиться на бульдогов: они ведь такие милые и такие дурашливые с виду.

Особенно те, у кого шкура цвета канарейки.

Смотритель в приюте для собак (бородатый малый в очках с восточноевропейским акцентом и бэджем с надписью «ЯН КЛЮЙ») провел Шенду вдоль клеток, чтобы она могла выбрать. Неспешно идя по сырому бетонному проходу, она ловила себя на том, что хочет забрать домой всех до единого брошенных тявкающих полукровок. Но лишь увидев сидящее в одной из клеток ярко-желтое создание, решительно остановилась.

— А с этим в чем дело?

— На мой взгляд, хотя я, конечно, не специалист, наш дружок — разновидность английского бульдога. Его подобрали на Родственной улице, возле колледжа. Ни ошейника, ни бирки. Встретится со своим создателем… — Ян Клюй сверился с бумажкой в прикрепленной к клетке проволокой оцинкованной рамке, — через пять дней.