Впрочем, это не мешало кое-кому пытаться.

Например, Факвану Флетчеру.

В то утро Турмен сам только что вызвал лично-безличный взрыв гогота. Было рано, и его любимый столик у запотевшего южного окна пустовал. Сев, он отстегнул от костыля обитый поролоном валик и пристроил его себе под поясницу.

Ароматная кофейня полнилась бульканьем и фырканьем различных машин, болтовней трех работников, чавканьем и глотками сонных людей, понемногу приходящих в себя благодаря всегда готовой помочь вытяжке из растений. Внезапно ожили установленные в потолке колонки, заиграв мелодии неоклассициста Респиги. Широкоротый тостер шумно выплюнул хрустких пассажиров-рогаликов.

Все с этим миром в Порядке.

А вот с Турменом — нет.

Расставив на столе прописанные ему лекарства, Турмен старался не жалеть себя. От такого настроения хорошего не жди, это за последние горькие годы он заучил твердо, но как просто снова предаться обидам.

Подняв глаза от шахматного строя пузырьков, Турмен увидел, как к нему спешит барриста.

Обычно в «Каруне» заказывали у длинной дубовой, заставленной витринами стойки, которая отделяла посетителей от работников и их причудливых механизмов, а затем маневрировали с проворно выполненным заказом сквозь толчею к пустому или занятому друзьями столику. Как правило, барристы выбирались лишь затем, чтобы убрать со стола мусор и стереть крошки. (Впрочем, даже такие вылазки на территорию посетителей были не часты благодаря необычайной чистоплотности большинства завсегдатаев «Каруны».)

Но для Турмена (и для любого другого, кто столь очевидно нуждался в особом внимании) с готовностью делали исключение.

Такова была частица заботливого обаяния «Каруны», проникшего даже в девиз кофейни: «Место, когда приходишь, когда дома не хватает доброты».

Юную барриста по имени Верити Фристоун Турмену всегда хотелось назвать «карманная». Подстриженные под «феечку» черные волосы и близорукость весом в семьдесят фунтов.

Сегодня на Верити была полосатая блузка, открывавшая колечко в пупке, коричневые вельветовые штаны, которые налезли бы на двенадцатилетнего племянника Турмена Рэггла, и пара «биркенстоков». Однако на девушке вельветовые штаны сидели куда привлекательнее, чем на мальчике-подростке — во всяком случае, на взгляд одинокого Турмена.

Верити поправила толстые очки на слегка вспотевшем курносом носу.

— Привет, Тур. Как обычно?

— М-м-м, конечно. Вот только, может, поменьше кофе в капучино, ладно? Старый желудок…

— Видок у тебя прескверный. С тобой все в порядке?

— Насколько вообще возможно.

Поглядев на расставленные перед Турменом пузырьки, Верити нахмурилась:

— Вся эта химия тебе не на пользу. Ты какие-нибудь альтернативные методы пробовал? Может, открыть протоки ши? И как насчет витаминов? Ты витамины принимаешь?

От такого совета Турмен отмахнулся:

— Верити, я очень… ценю твою заботу. Но в данный момент ничего изменить не могу. Строгое распоряжение врача. Я и так едва держусь.

В лице Верити легкая задиристость сменилась победной решимостью.

— Ага! Сообразила! Теперь я точно знаю, что тебе нужно, Тур.

Это было больше, чем знал сам Турмен.

— И что же?

— Болтушка-эспрессо! Такого в меню нет. Мы… ну, кто здесь работает… готовим ее только для себя. Но тебе я приготовлю кое-что особенное!

От одного упоминания лакомства к горлу Турмена подступила тошнота.

— Не знаю, смогу ли съесть яйца в эспрессо…

— Да нет, кофе там нет. Мы просто так ее называем, потому что готовим на пару от кофеварки.

— Ну, если она не острая…

— Еще какая не острая!

Не успел Турмен придумать новое возражение, как Верити решительно удалилась.

Вытащив из стойки на подоконнике мятую утреннюю газету, Турмен развернул ее. Его внимание привлек заголовок:

ПРОПАЛИ АРХИВНЫЕ ДАННЫЕ О ЗАХОРОНЕНИИ ОТХОДОВ ПОСЛЕ ВОЙНЫ В ПЕРСИДСКОМ ЗАЛИВЕ. ЦРУ ГОВОРИТ О СЛУЧАЙНОМ УДАЛЕНИИ КОМПЬЮТЕРНЫХ ФАЙЛОВ

Он заставил себя сосредоточиться на мелком шрифте.

Как раз в этот момент дверь рассмеялась.

Факван Флетчер обжаривал в «Каруне» зерна. Кудесник своего ремесла, он был незаменим для «Каруны» — и качеством напитков, и своим успехом кофейня во многом была обязана именно ему.

Это исключительное и единственное достоинство никак не компенсировало тот факт, что Флетчер был самодовольным тупицей.

Во всяком случае, на взгляд Турмена. И, как он подозревал, не его одного.

Всегда щегольски одетый и безупречно ухоженный негр с аккуратно подстриженными усиками не имел более пылких и чутких поклонников своего гипотетического бесконечного шарма, нежели он сам. Он был словно ходячий кричащий рекламный щит, восхваляющий собственные доблести на поприще легкой атлетики, секса, финансов и танца.

— Дамы! — проревел от двери Факван. — Покажите мне ваши горячие печи, и я тут же потружусь до седьмого пота!

Возвращаясь к столику Турмена, Верити равнодушно бросила:

— Привет, Факван.

Негр потянулся ее обнять — Верити ловко увернулась, изогнувшись и сделав шаг в сторону — и не пролив при этом ни капли из бокалов и чашек на подносе.

— Фристоун! Я тебя раскусил, детка! Ты настоящий секс-эльф, про которых я однажды читал комикс! Покажи миру свои острые ушки, детка! И тогда мы с тобой отправимся в страну твоих фантазий!

Турмена эта сцена смутила. В который раз он подумал, не поставить ли Факвана на место. Когда-то он поступил бы так, не задумываясь. Засевшая в костях память о стычках в армии послала импульс в дряблые мускулы. Но теперь у него не было ни сил, ни возможности.

Верити эта привычная выходка нисколько не обескуражила.

— Перестань болтать, Факван, и давай за работу. У нас кончается «Ямайка».

— Когда-нибудь ты мне кое-что дашь, мисс крепкий орешек.

— Размечтался. Турмен, вот яичница, о которой я говорила.

Неудержимо устремившись к другим (столь же тщетным) любовным завоеваниям и приступам похвальбы, Факван ушел за стойку, где надел длинный, от шеи до колен, фартук.

— Тебя от него не тошнит?

— Да брось, он ведь безвредный. Беречься надо тех, кто ни слова не скажет.

Турмену тут же показалось, что он, наверное, один из таких подозрительных тихонь, и, пока Верити расставляла на столе принесенное, он неловко раздумывал, как бы продолжить разговор.

— Э-э-э… как поживает твоя собака?

У Верити была длинношерстная такса, этого кобелька обожали все, кроме, разумеется, Факвана.