мужчину отбросило назад. Ему перевязали раны, он стонал.

— Женщин и детей пропустить к стене, — приказал командир подводной лодки.

Стена была сложена из крупных камней, потолок над ней даже не треснул.

— Я останусь с тобой, — сказала девочка командиру подлодки.

— Ну чего они там наверху копаются, — ворчал неверующий, — ждут, пока задохнемся.

Большинство уже было заражено неверием. Им казалось, что прошло невероятно много времени — несколько дней, а то и недель. Им казалось, что они лишь чудом уцелели, а поскольку в чудеса они не верили то решили, что жить им осталось очень мало, так мало, что даже не стоит сохранять самообладание. Перед смертью бывает момент, когда оказываешься во власти инстинктов. Нужна большая сила воли, чтобы не стать животным. У зараженных неверием не было силы воли.

— К черту, — сказал один, — дай-ка сюда лом, не хочу подыхать.

— Потолок едва держится, — ответил командир подводной лодки, — надо подождать.

— Подождать, пока не сдохнем, так, что ли? Давай лом!

— Дайте ему лом, — завопила женщина, — что-то надо предпринять! Иначе ребенок задохнется!

Девочке и вправду дышать было трудно, но она сказала:

— Я не задохнусь. Мне хватит воздуха. Легкие у меня маленькие.

— Дай лом!

— Нет!

Командир подлодки мог потерять авторитет, более того, он мог потерять лом. И тогда бы зараженные неверием мужчины попытались прорубить проход, и потолок бы рухнул.

Динг! Ударили по трубе.

— Ура! — крикнула девочка. — Вот они и пришли!

Она поперхнулась, закашлялась. Она вдохнула в легкие слишком много пыли.

— Ага, — произнес командир подлодки. Он уселся рядом с трубой, положил под себя лом и, взяв камень, постучал по трубе. Он снова обрел авторитет. Он верил людям, оставшимся наверху, и люди его не подвели.

Прозвучал этот «динг», и вот опять он был командиром.

— Чего они там выстукивают? — спросил тот самый мужчина, который чуть не подрался из-за лома. — Чего выстукивают? Вы же знаете азбуку Морзе?

— Они выстукивают, что через час-другой доберутся до подвала, — ответил командир подлодки.

— Который час?

— Половина второго, — ответили из угла, где находились единственные в погребе часы.

— Дайте мне часы, — сказал командир подлодки.

Ему подчинились без звука.

Он погасил фонарик, батарейка почти совсем разрядилась. Лампочка едва светилась.

Прислушавшись, люди уловили где-то наверху не то царапанье, не то поскребыванье. Надежду нужно подкармливать, иначе она угасает, как фонарик с разрядившейся батарейкой. И люди вслушивались.

Никогда еще время не тянулось так медленно. Прошла целая вечность, можно было перебрать всю жизнь от первых минут сознания до того ужасного момента, когда рассыпался дом. Можно было, точно покрывало, расстелить свою жизнь на коленях и как следует разглядеть узоры, стежки. Кое-где зияли дыры, и тут уж память была бессильна. Забыто, и баста! Можно было вывернуть покрывало наизнанку и придумать, что бы было, если б не было того, что было. Можно было выдумать новые узоры и стежки и по прошествии целой вечности спросить командира подводной лодки:

— Который час?

— Прошло всего пять минут.

— Часы остановились, — сказал неверующий.

Командир подводной лодки приставил часы к его уху.

— Ммм! — произнес неверующий.

— Остановились или нет? — допытывался командир подлодки.

— Нет, идут, — ответил неверующий.

Остальные засмеялись. Теперь неверующий был нестрашен. Над ним смеялись.

Прошло несколько вечностей.

Люди сидели в темноте. Прижавшись друг к другу, чтобы слышать тяжкое дыхание соседа, чтобы знать, что есть еще живые люди на земле, разглядеть во тьме их было невозможно. Их можно было только нащупать, уловить на слух. Самолет им выколол глаза. Их швырнуло в кромешную тьму, но они не сломлены. Потому что держатся вместе. Кое у кого нашлась вода.

Пили, передавали соседям. Командир пил последним.

Люди понимали, надо запастись терпением, не хныкать.

Нельзя пробивать ломом проход, нельзя плакать, нельзя делать резких движений, потому что где-то в голове начинали стучать молоточки. Кипела кровь. Перед глазами плыл красноватый туман. И все же они не были беспомощны. Они что-то делали. Когда нет другой работы, и ожидание тоже работа.

— Который час?

— Прошло полчаса.

Время от времени командир подводной лодки ударял камнем по водопроводной трубе. Сверху ему отвечали.

Удары следовали один за другим с небольшими промежутками. Видимо, тех, кто был занят спасательными работами, было не так уж много.

Когда убежище наконец открыли, многие были без сознания. В том числе и девочка. На улице светило солнце. Люди так привыкли к темноте, что закрывали лицо руками. Они не могли понять: как могло наступить утро, если они просидели в погребе всего два часа?

— Ну, что я вам говорил, — воскршшул неверующий, — часы стояли, вон солнце как высоко поднялось над горизонтом!

— Там ведь запад, — поправили его, — через час-другой солнце зайдет.

— Как? Значит, мы просидели в подвале восемнадцать с лишним часов?

— Ну да! Мы же вам сигнализировали. Отключили водопровод, иначе бы вас затопило. Вам оставалось перерезать трубу, и был бы воздух.

— Капитан ничего не сказал, — возмутился неверующий. — Только он знал азбуку Морзе.

— Этот-то? Какой же он капитан? Воду видел только в тазу! Здорово он вас провел.

В санитарную машину задвигали носилки.

— А где командир? — спросила девочка.

Он подошел к ней.

— Тебе было очень страшно? — спросил он, склонившись над носилками.

— Мне совсем не было страшно, — ответила девочка, — просто было темно, Но ты наклонись поближе, я тебе что-то скажу.

Он наклонился.

— Я тебя сразу узнала, — прошептала девочка. — Я ведь каждый день хожу мимо школьного сада, где ты сажаешь