Я вспомнила, как он бросился на меня – глаза дикие, с зубов кровь капает. Эта картинка будет преследовать меня до самой смерти.

– А если бы я разбила зеркало, что тогда?

Волк зашуршал простынями, потом ответил:

– Это убило бы меня.

Я мысленно обругала себя.

– Эхо, ты помнишь тот день, когда ты освободила меня из капкана?

У меня сжалось сердце. Помню ли я тот день? Бросившееся на меня белое пятно. Слепящая боль. Спустя много дней я впервые вижу в зеркале свое изуродованное лицо.

– Конечно, помню.

– Я почти сотню лет борюсь со своей природной дикостью. Часто мне это удается. Но иногда зверь во мне все же берет верх, как бы я этому ни сопротивлялся. Так было и в тот день, когда я попал в капкан. Так было и сегодня. Если бы ты только знала, как я себя за это ненавижу!

– Волк…

– Ненавижу себя, когда причиняю тебе боль, – он говорил тихим голосом. Так говорил, словно готов был разрыдаться. – Я причиняю тебе боль с нашей самой первой встречи. Я не хочу этого, но ничего не могу с собой поделать. Но теперь все, довольно. Тебе лучше уйти. Возвращайся в дом своего отца. Завтра я провожу тебя, и ты безопасно пройдешь через лес.

– Но я обещала пробыть с тобой ровно год. Я тебе слово дала.

– Остался всего один день, он уже никакой роли не играет.

– Нет, я полностью выполню свое обещание. Не собираюсь тебя бросать.

Я слушала его дыхание и удары своего сердца. Три удара. Четыре.

– Ну, если ты уверена.

– Я уверена.

Больше он ничего не сказал.

Сон медленно обволакивал меня. Но пока я погружалась в него, показалось, что услышала тихий голос волка, чуть слышно шепнувший мне в самое ухо:

– Прости меня, Эхо. Прости за все, что я сделал. И за все, что еще сделаю.

А затем, уже на самой грани сна, человеческие пальцы переплелись с моими, и моя ладонь почувствовала сильные толчки не моего, другого сердца.

Утром я вновь проснулась в кровати одна, но при этом была абсолютно убеждена, что тот голос и та рука мне не привиделись, что это не было сном.

Пришло время доказать это самой себе.

Я встала, оделась, накинула на плечи меховую шубу, спасаясь от царившего в спальне холода, и, не став даже завтракать, сразу отправилась в библиотеку.

Волшебное зеркальце по-прежнему было спрятано в одном из шкафов в задней комнате. Я вытащила его, опустилась на пол, вырвала из головы несколько волосков, уколола палец, чтобы добыть капельку крови.

– Покажи мне Хэла.

Поверхность зеркальца затуманилась, покрылась рябью.

А затем я увидела волка. Он был в комнате за черной обсидиановой дверью, бушевал там, срывая с нитей хрустальные подвески. Его крики сотрясали комнату, белая шерсть и наложенная мной повязка пропитались кровью. За спиной волка виднелись часы, они все так же тикали, нашептывали, жужжали, быстро перебирая своими паучьими лапками.

Зеркальце мигнуло. Сменилась картинка, и я увидела идущего по темному коридору Хэла. Тело его настолько исхудало и побледнело, что казалось почти прозрачным. Хэл подошел к зеркалу с его воспоминаниями, упал перед ним на колени и опустил голову, обхватив ее руками. Его плечи дрожали – Хэл рыдал.

Изображение в зеркальце помутнело, расплылось, а затем и вовсе погасло.

В моем распоряжении оставался всего один день, а я по-прежнему не знала, что делать.

Плотно закутавшись в шубу, я прошлась по заснеженному саду, где мое дыхание облачком вырывалось в морозный воздух. В голове царила сумятица.

Хэл был волком. То есть волк был Хэлом. И у меня остался всего один день, чтобы спасти его.

Снег налипал мне на ресницы. Каплями крови падали на землю последние лепестки с мертвых роз. Господи, что же мне делать?

«Я почти сотню лет борюсь со своей природной дикостью», – прозвучал у меня в голове голос волка.

Я моргнула, вспомнив тикающие, жужжащие шестеренками часы. Возможно, мне нужно было всего лишь подождать и досмотреть последний день этого года до самого конца. Не гася лампу. Быть может, сегодня волк прямо у меня на глазах превратится в Хэла, и навсегда станет свободен. Как там говорила Лесная королева – «Правда всегда проста»?

Но что, если я ошибаюсь?

Острые, как лед, снежинки жалили мои щеки. Я сильнее натянула меховой капюшон. Пробежала мышь, пытаясь отыскать что-нибудь съедобное в снегу под почерневшими кустами. Снег хрустел под ногами, но я не спешила возвращаться в дом.

Я не могла забыть показанные зеркальцем картинки – рычащего от ярости волка, срывающего с нитей подвески. Хэла, плачущего в темном коридоре.

В волшебных сказках герой всегда что-то должен сделать. Поцеловать принцессу, уничтожить или найти какой-то предмет – заколдованный меч, волшебное зеркальце.

А может ли быть таким магическим предметом лампа?

«Есть одна вещь, которая настрого тебе запрещена, – сказала мне на поляне Лесная королева. – Есть одно правило, которое ты обязана соблюдать. Тебе нужно переступить запрет. Только это разрушит чары. Только это освободит его».

Но Хэл сказал, что она всегда лжет, и я доверяла ему больше, чем королеве, но что, если он сказал так под действием чар? Что, если именно зажженная лампа была способом снять проклятие?

Я обещала волку прожить с ним ровно год. А еще обещала никогда не смотреть на него ночью при свете лампы.

Не смотреть, чтобы не увидеть лицо Хэла.

Что, если я зажгу лампу и разрушу этим его заклятие?

Но что, если я зажгу лампу, и тем самым не разрушу заклятие, но навеки обреку его оставаться в неволе?

Это было невозможно узнать, но я должна это сделать.

Что же мне оставалось?

А те часы за черной дверью все так же тикают.

И почти все мое время вышло.

Я вернулась в библиотеку и бросила на один из диванов шубу. Мне отчаянно хотелось поговорить с Хэлом. Я наугад шагнула в первую попавшуюся зеркальную книгу, в надежде встретить его там.

Из зеркала я вышла на палубу корабля, летевшего по морю в поисках пропавшего королевства и какого-то мифического принца. Я позволила истории развиваться своим чередом и нести меня вперед – стояла, прислонившись к перилам фальшборта, с наслаждением вдыхала соленый воздух и слушала крики морских огоньков – такие же странные, как сами эти существа, похожие на что-то среднее между световым пятном и туманным облачком. Они кружили в небе над нашими мачтами, мерцая оранжевым, голубым или розовым светом.