начать работу»[152]. Вскоре в Риме художник также приобрел славу эксцентричного персонажа, способного только на «бесконечные чудачества». Однажды «к ящерице весьма диковинного вида, найденной садовником Бельведера, он прикрепил крылья из чешуек кожи, содранной им с других ящериц, наполнив их ртутным составом так, что они трепетали, когда ящерица начинала ползать, а затем, приделав к ней глаза, рога и бороду, он ее приручил и держал в коробке, а все друзья, которым он ее показывал, в ужасе разбегались»[153]. Кроме того, «изготовив особую восковую мазь, он на ходу делал из нее тончайших, наполненных воздухом зверушек, которых, надувая, заставлял летать, но которые падали на землю, как только воздух из них выходил»[154]. Он казался скорее праздным весельчаком, чем великим мастером.

Можно предположить, что художник делал все, чтобы произвести впечатление невменяемого и безалаберного гения, для того чтобы оттолкнуть от себя людей, чья компания была ему неприятна. Вазари рассказывает, что «часто он тщательно очищал от жира и пищи кишки холощеного барана, доводил их до такой тонкости, что они помещались на ладони, и, расположив в соседней комнате кузнечный мех, к которому он прикреплял один конец названных кишок, он надувал их так, что они заполняли собой всю комнату, а она была огромная, и всякий, кто в ней находился, вынужден был забиваться в угол. Тем самым он показывал, что эти прозрачные и наполненные воздухом кишки, занимавшие вначале очень мало места, могут занять огромное пространство, и уподоблял это таланту. Выполнил он бесконечное множество таких затей, занимался зеркалами и применял причудливейшие способы в изыскании масел для живописи и лаков для сохранности готовых произведений»[155]. Он становился настоящим мизантропом. Леонардо был очень придирчив в выборе друзей и посещал только группу рафинированных интеллектуалов, собиравшихся на вилле датария[156] папы Льва X, Бальдассари Турини из Пеши (ныне вилла Ланте). Он был влиятельной персоной в папской курии, утонченным коллекционером, заказавшим художнику пару картин: «небольшую картину, изображающую Богоматерь с младенцем на руках и написанную с бесконечной тщательностью и искусством. Однако то ли по вине того, кто ее грунтовал, или из-за собственных его замысловатых смесей грунтов и красок она в настоящее время сильно попорчена. На другой небольшой картине он изобразил младенца поразительной красоты и изящества»[157]. Наравне с другими его картинами их следы тоже оказались утрачены. Кто знает, что с ними случилось…

В остальное время Леонардо совершал прогулки на Монте-Марио в поисках ископаемых окаменелостей, заходил в залы дворца в Монте-Джордано, где обитал Джулиано Медичи со своей супругой Филибертой Савойской, а также в покойницкую больницы Санто-Спирито, где он продолжал свои анатомические исследования.

Слабый здоровьем

Кажется, во время своего пребывания в Риме да Винчи начал жаловаться на боли и неприятности чаще, чем в прошлом. В течение всей жизни он очень внимательно относился к своему питанию, будучи убежден, что здоровье прежде всего зависит от того, что человек ест. Списки его расходов всегда содержали перечень бобовых, овощей и злаков, из которых он готовил очень вкусные блюда. В Риме над ним начали насмехаться также из-за его странного поведения, наблюдая за ним с любопытством и подозрением. В городе ходили слухи, что художник питается «рисом, молоком и другой неодушевленной едой», как некоторые из варваров, «которые не едят ничего, содержащего кровь, потому что они договорились не есть ничего одушевленного»[158].

В Риме над Леонардо начали насмехаться также из-за его странного поведения, наблюдая за ним с любопытством и подозрением.

Беспокойство о состоянии своего здоровья подтолкнуло Леонардо записаться в общину Сан-Джованни-деи-Фьорентини, члены которой могли бы заняться его похоронами, если бы он вдруг скончался. Однако, чтобы получить право на такую услугу, необходимо было платить взносы, которые он, очевидно, перестал вносить. В общем, он был совсем не уверен в том, что его час уже пробил. Он не доверял мнению врачей, которые, очевидно, в этот период пичкали его лекарствами. По его мнению, достаточно было соблюдать некоторые предосторожности, чтобы чувствовать себя хорошо даже в его почтенном возрасте. Он разъясняет свою позицию в этом любопытном стихотворении, записанном им собственноручно на листе бумаги.

Если хочешь быть здоров, соблюдай эту норму:

не есть без желания и ужинать легко,

хорошо пережевывать и есть только то,

что хорошо сварено и простой формы.

Тот, кто глотает лекарства, не знает,

что от гнева воздух лечит,

из-за стола тому вставать легче,

кто после в полдень не засыпает.

Вино пей умеренно,

ешь мало и часто, отхожее

место посещай не напрасно.

Упражняясь, двигайся,

не терпи головной боли,

ночью хорошо укрывайся.

Отдыхай, будь весел, избегай

роскоши и диету соблюдай[159].

Два докучливых присутствия

Один из самых известных документов этого периода касается тяжелых отношений, сложившихся у Леонардо с Джорджо и Джованни, двумя помощниками немецкого происхождения, жившими вместе с ним на вилле Бельведер. Речь идет о специалистах, которые были присланы к нему его покровителем, чтобы проводить исследования зажигательных зеркал: возможно, Медичи попросили художника усовершенствовать способ подогрева воды для окрашивания тканей, деятельности, представлявшей одно из главных занятий их семьи. Таким образом, находясь в стенах Ватикана, Леонардо пытался настроить самые большие и функциональные зеркала, способные фокусировать и направлять максимально возможное количество солнечных лучей на огромный котел.

Мастер Джорджо казался кем-то вроде кузнеца и мастером на все руки, который, возможно, имел дело с карнизами и несущими конструкциями разных типов, в то время как мастер Джованни дельи Спекки, занимавшийся зеркалами, должен был придавать форму этим чудесным предметам, от которых он получил свое имя[160]. Эти два человека были сущим наказанием. Леонардо шесть раз переписывал письмо, адресованное Джулиано, с жалобами на сложившуюся невыносимую ситуацию: он, гений, признанный и принятый всеми самыми важными дворами Италии, вынужден считаться с вымогательством этих невежественных ремесленников. Казалось, что да Винчи не имел представления о своем истинном положении и статусе: он вел себя не так, как его коллеги, смотревшие на своих помощников сверху вниз. В действительности, мы узнаем из его записей, что жалованье, которое он получал в этот период от своего покровителя, равнялось 33 скудо в месяц – сущий пустяк в сравнении с 12 000 скудо, которые Рафаэль получил непосредственно от понтифика за роспись фресками трех залов в его апартаментах.

Чтобы прояснить