Сейчас Карл живет у бывшего мужа, а дочь — в общежитии колледжа. Бет поняла, что ей больше не нужно ждать нового учебного года.

— Если бы вся моя жизнь заключалась в работе, — говорит она, — мне понадобилось бы что-то другое.

Но Бет получила и конструктивную реакцию на эту ситуацию. Она написала письма Карлу и своему бывшему мужу, пытаясь наладить с ними отношения и приняв собственную вину. Она сводила Карла к психиатру, который поставил традиционный диагноз — синдром дефицита внимания с гиперактивностью. Состояние это поддается лечению. Оценки Карла постепенно стали повышаться. После приездов к ней он звонит и оставляет такие сообщения:

«Привет, мам! Хочу просто сказать, что отлично провел время. Спасибо! Я знаю, что вел себя… ну ты знаешь… безответственно… Я был… ты знаешь… очень трудным ребенком… Хочу, чтобы ты знала, что мне очень жаль. Спасибо, что ты снова поверила в меня, хотя я причинил тебе столько боли. Я правда люблю тебя».

Это сообщение Карл оставил за шесть месяцев до нашей встречи.

— Я сохраню это сообщение навсегда, — говорит Бет, прослушав его со мной еще раз.

Бет не стала принуждать Карла вернуться и жить с ней. А он сам этого не сделал. Их отношения остаются очень непрочными и довольно напряженными. Но Бет начала замечать определенный сдвиг в своем отношении к работе. Зимой она поняла: ей по-настоящему нравятся ее ученики. Некоторые из них тронули ее сердце и сильно к ней привязались — мальчик, который хотел, чтобы она пришла посмотреть, как он играет в школьном спектакле, и несчастная девочка, у которой умерла мама.

— От учеников я получаю то, что не получила от сына, — говорит Бет. — Привязанность, сердечность… Но мне пришлось дойти до определенного состояния, чтобы почувствовать это и понять, что я не могу все в жизни получить от своей семьи и детей.

— Недавно мы серьезно, очень серьезно поссорились, — говорит Кейт, — и я была права.

Ее муж Ли, высокий, седоватый мужчина за пятьдесят, удивленно смотрит на нее.

— Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь.

— О вечеринке у Пола.

Ли громко сглатывает.

— Но там…

— Дай мне сказать, ладно? Это для меня очень важно!

Ли сдерживается и предоставляет говорить жене.

Момент очень напряженный. Кейт и Ли женаты уже двадцать два года, и брак их абсолютно прочен: они вместе занимаются фитнесом, вместе делают покупки и вместе ужинают каждый день. Оба работают на дому, и им удается сохранять мир в семье. Но когда сын и дочь достигли переходного возраста (сейчас сыну пятнадцать, а дочери девятнадцать лет), Кейт заметила, что динамика семейных отношений меняется.

Она сказала об этом, когда мы собрались на кухне у Дейдры: «Мы стали гораздо чаще ссориться в присутствии детей. Думаю, когда они оба покинут дом, нам станет намного легче».

Тем утром я пришла в дом Кейт и Ли. Он находится совсем рядом с домом Дейдры. Кейт и Ли заговорили о своих разногласиях — или хотя бы попытались. Это нелегко.

— Если дети идут к кому-то домой на вечеринку, — говорит Кейт, — я хочу знать, что за детьми будут присматривать взрослые. А если они не могут сказать, будут ли там родители, я сама звоню и выясняю.

Именно так Кейт и поступает.

— А в этот раз, — продолжает она, — я пустила дело на самотек, потому что речь шла о друге Генри, которому мы всегда доверяли.

Сын отправился на вечеринку, и родителей там не было.

— Его приятель солгал, — говорит Кейт. — Он сказал родителям, что будет ночевать у друга, но вместо этого пригласил всех к себе. И пришлось даже вызывать полицию.

Вернувшиеся родители были в ужасе. Они отправили письма с извинениями родителям всех, кто был на вечеринке, и заставили сына лично позвонить всем и извиниться самостоятельно.

Так о чем же ссорились Кейт и Ли?

— Следовало ли разрешать сыну идти на ту вечеринку, — объясняет Кейт. — Ли считает, что это мелочи.

— И продолжаю считать, — кивает Ли.

— А я не считаю, — хмурится Кейт. — Если бы мы уехали из дома, а он устроил вечеринку, а потом приехала бы полиция, и наш дом разгромили бы, это был бы настоящий кошмар. Я не хочу, чтобы мой ребенок участвовал в чем-то подобном.

Подростки более конфликтны, менее склонны прислушиваться к советам взрослых и пренебрегают обществом родителей. Неудивительно, что этот период вызывает серьезную напряженность в отношениях между родителями. Но оценить влияние подростков на отношения довольно сложно.

Следует учитывать и другие факторы — карьерные дилеммы, проблемы со здоровьем, сложности, связанные со стареющими собственными родителями. Очень трудно отделить влияние детей-подростков от влияния других факторов среднего возраста. Довольно часто удовлетворение браком постепенно ослабевает с течением времени. (С течением времени у супругов сокращается даже частота занятий сексом!) Но это не мешает некоторым исследователям все же оценивать влияние детей-подростков. И многие приходят к выводу о том, что удовлетворенность браком у партнеров снижается, когда их первенец входит в переходный возраст — на пике снижения удовлетворенности по более общим причинам.

Многие исследования ведутся довольно долго, чтобы точно определить, действительно ли переходный возраст детей и снижение удовлетворенности браком совпадают по времени.

Не так давно в «Журнале о браке и семье» были опубликованы результаты опроса детей из 188 семей. Социологи пытались проследить связь между «ростом, появлением волос на теле и изменениями состояния кожи, ломкой голоса у мальчиков и первыми месячными у девочек» и падением удовлетворенности браком у их родителей. И эта связь выявилась.

Но не следует считать, что эта борьба предопределена самой историей. Есть пары, которые скажут вам, что, когда их дети вошли в переходный возраст, они стали чаще общаться друг с другом, вместе проводить вечера и общаться почти так же, как общались до рождения детей.

Специалист по вопросам брака и семьи Томас Брэдбери указывает, что если пары пережили переходный возраст своего первого ребенка, то их брак становится более прочным, чем среднестатистический: «Они пережили множество бурь и штормов и выработали приемы, которые в той или иной степени им подходят».

Но в целом ученые сходятся в том, что переходный возраст детей является для личных отношений стрессом, а не укрепляющим фактором. Эндрю Кристенсен, психолог, занимающийся семейной терапией и клинической практикой и, следовательно, ежедневно наблюдающий семейные конфликты, приводит прекрасный пример более тонкого конфликта, возникающего между родителями подростков:

«Мы неизбежно видим себя в наших детях. А потом мы видим, как наш партнер ведет себя по отношению к нашему ребенку точно так же, как и по отношению к нам. Предположим, мать раздражена из-за того, что отцу недостает честолюбия — он довольно ленив и не пытается заставить мир крутиться по его желанию. А потом она видит те же качества и ту же безынициативность в сыне-подростке. Она может злиться на мужа за то, что он не служит хорошим примером для сына. Она боится, что сын тоже вырастет тряпкой. Но если встать на позицию отца, то он видит совершенно иное. Он видит, как его жена критикует сына точно так же, как его самого. И он начинает защищать сына. Это один из худших сценариев родительского конфликта, который мы наблюдаем в клинике».