– Но разве… разве нельзя им заткнуть рты? Ты же можешь все отрицать…

– Что именно отрицать? В этом-то и проблема.

На лице Кейт – усталость и отчаяние.

– Папа пропал, я четыре недели не заявляла в полицию. Так или нет? Ну и разве удивительно, что поползли слухи? Они из зерна истины выросли.

– Но это ведь ложь! Грязная ложь! – с яростью восклицаю я. – Слушай, Кейт, плюнь на все. Поедем со мной в Лондон! Пожалуйста, поедем! Фатима права, тебе нельзя здесь оставаться.

– Что с того? Я должна, и точка.

Кейт встает, выходит из дома, направляется к мосткам. Прилив давно отхлынул, илистые берега Рича словно вздыхают, запекаясь под солнцем.

– Тем более – сейчас, – продолжает Кейт. – Сама подумай. Если я уеду, это будет выглядеть как бегство. Все сразу сообразят: мне есть, что скрывать.

Фрейя, притихшая было у меня на коленях, тянется к пустой чашке, еще теплой после чая; гулит от счастья, завладев чашкой с моего разрешения. Склоняюсь к моей девочке. Молчу. Возразить нечего.

Бесконечно много времени уходит на сборы, на переодевание Фрейи, на ее кормление и повторное переодевание. Наконец я готова ехать – и тут просыпается Тея, нетвердо идет по коридору, спускается в гостиную, потирая глаза.

– А Фати что, уехала?

– Как видишь, – бросает Кейт и ставит перед Теей немытую турку. – Самообслуживание.

– Поняла.

Тея выплескивает кофейную гущу в раковину. Она в джинсах и во вчерашнем топе, который отнюдь не скрывает того обстоятельства, что Тея не надела бюстгальтер. А еще топ не скрывает худобы и шрамов – побелевших и, что называется, замывшихся. Невольно отвожу взгляд.

– Мне тоже надо в Лондон, – произносит Тея, безразличная к моему смущению. Сует чашку под кран, споласкивает, ставит на сушилку. – Прихватишь меня, Айса?

– Конечно. Только я совсем скоро уезжаю. Успеешь?

– А то! У меня и багажа – кот наплакал. Через десять минут буду готова.

– Тогда я звоню в такси. Кейт, где телефон Рика?

– На комоде посмотри.

Кейт кивает на стопку потрепанных визиток, которые лежат в пыльной масленке. Быстро нахожу визитку «Поездки с Риком», набираю номер. Рик отвечает сразу, говорит, что будет у мельницы через двадцать минут, причем с детским креслом для Фрейи.

– Слышала, Тея, – через двадцать минут! Не тяни резину.

Тея потягивает кофе.

– Да кто тянет? Мне собраться минуту. Вот допью, шмотки в сумку покидаю – и поедем.

– Мне нужно выгулять Верного, – внезапно объявляет Кейт.

– Что? Прямо сейчас? – переспрашиваю я.

– Ты разве нас не проводишь?

В голосе Теи легкое возмущение. Кейт пожимает плечами.

– Проводы не люблю, прощаться не умею.

Кейт встает, за ней поднимается Тея. Присоединяюсь через несколько мгновений – нужно снять с колен и положить на диван Фрейю, а затем подхватить ее на руки. Замираем в нерешительности – и в луче света, полном пылинок, вихрящихся вокруг нас, словно микроторнадо.

– Ну, девочки, давайте, – наконец произносит Кейт и обнимает меня так крепко, что дыхание перехватывает. Я вынуждена отстраниться, извернуться, чтобы мы с Кейт не раздавили Фрейю.

– Кейт, пожалуйста, приезжай, – шепчу я без особой надежды.

Кейт встряхивает головой и просит:

– Айса, не говори больше об этом. Я все равно не поеду.

– Знаешь, как тяжело оставлять тебя здесь одну?

– Ну так не оставляй, – смеется Кейт, а в глазах столько грусти, что нет сил смотреть. – Не оставляй, – повторяет Кейт. – Лучше сама оставайся.

– Не могу.

Я улыбаюсь, игнорируя тоску в сердце.

– Ты же знаешь. Мне к Оуэну надо.

– Господи! – Кейт снова обнимает меня, притягивает к себе Тею. Наши лбы соприкасаются. – Какие вы молодцы, что приехали. Если что-нибудь случится…

– В смысле? – Тея напрягается и лицом, и телом. – Ты что, типа, предупреждаешь?..

– Нет. – Кейт смахивает слезинки, издает вымученный смешок. – Нет, честно. Это просто выражение такое. Не верится, что мы столько лет вместе не собирались. И здорово, что наконец-то собрались. Вроде как только вчера все было, правда?

Истинная правда.

– Мы будем приезжать, Кейт, – обещаю я. Касаюсь ее щеки, замечаю, что ресницы стали влажными. – Честное слово. Да, Тея? Мы теперь так надолго не пропадем. Клянусь.

Сама чувствую: сказала пошлость. Фраза дежурная, тысячу раз я повторяла ее, прощаясь, не собираясь выполнять обещание. На этот раз я говорила, искренне веря, что вернусь. И только при виде замешательства Теи я осознаю: пожалуй, нам придется вернуться скорее, чем мы того пожелаем, и при иных обстоятельствах. Нам придется вернуться, если дело примет дурной оборот. Улыбка застывает на моем лице.

– Да, – наконец-то произносит Тея.

Больше мы ничего сказать не успеваем. Верный заливается отрывистым лаем, наши головы поворачиваются к окну. Точно: такси уже подпрыгивает на камнях.

– Черт, принесло же его так рано, – шипит Тея и срывается с места. Бежит по лестнице в свою комнату, судорожно забрасывает в сумку вещи.

– Ну вот, – произносит Кейт. – Мы с Верным пойдем прогуляемся, не будем у вас под ногами путаться.

Она пристегивает поводок к ошейнику, открывает дверь, выходящую на берег.

– Не попадите в беду, девочки.

Только потом, когда мы трясемся в такси по проселку, а силуэты Кейт и Верного уменьшаются до точек на зелени марша, до меня доходит: грустно и странно, что Кейт сказала на прощание именно эти слова: «Не попадите в беду».

Грустно, потому что такое на прощание не говорят. Не озвучивают слово «беда».

А странно, потому что логичнее было бы нам сказать это Кейт, а не наоборот.

Машина подпрыгивает на каменистой дороге, удаляется от двух силуэтов – пса и женщины. Эти двое бесстрашно идут по изменчивому маршу, с его канавами и топями; идут, не считая миль. И я заклинаю, глядя в окно: «Не попади в беду, Кейт; пожалуйста, постарайся не попасть в беду».

Такси приближается к съезду на шоссе, Рик уже включил левый поворотник, и вдруг Тея, рывшаяся в сумочке, поднимает глаза.

– Мне нужно наличные снять. Есть на вокзале банкомат?

Рик выключает поворотник, я вздыхаю. Купюры, снятые в банкомате на почте, я свернула трубочкой и оставила в чашке на комоде у Кейт – пусть обнаружит их, когда я уже буду далеко. Это – плата за билет на ужин; Кейт никак не хотела их брать, но совесть просто не позволяет вгонять ее в такие расходы. Себе я оставила только двадцать фунтов наличными – как раз чтобы расплатиться за такси, и даже с небольшим запасом.