таким предсказуемым, — я повел ее на то же самое место, на котором мы просидели около двух часов, болтая о всякой ерунде.

— Для меня хорошо, Никит, — ответила она, ныряя в мои объятия, когда я встал сзади. — Я скоро буду реагировать, как собака Павлова на слова «хочу кое-что попробовать».

— Надо будет закрепить этот рефлекс, — я поцеловал ее в макушку.

— И все же, что мы здесь делаем?

Она прижалась спиной к моей груди, уютно устроившись с первого раза, даже не ерзала. А потом повернула голову и чмокнула меня в шею.

У меня сердце понеслось, как товарняк, соскочивший с рельс.

— Здесь жутковато, — прошептала она.

— Романтики ноль, согласен.

— Мне не нужна романтика.

Вот оно!

Я стиснул ее в объятиях, радуясь этим словам, и покрывал короткими поцелуями ее шею, нежную кожу за ушком. Она податливо подставляла себя для поцелуев и тихо, прерывисто дышала.

Черт, я обречен!

— Я сейчас презираю свой дурацкий организм, — простонала она и повернулась ко мне лицом. — Мне нужно домой, чтобы… как бы так выразится на вашем, мужском языке… для техобслуживания.

Мне понадобилось время, чтобы понять, что она имела в виду, а когда до меня наконец дошло, прыснул от смеха:

— Отличное сравнение!

— Да, спасибо, — как же она мило смущается.

Я взял ее за руку и повел к машине, воодушевившись от того, что мой эксперимент сработал. Маленькими шажками я все-таки заставлю ее мозг снять завесу и выпустить на волю заключенные в нем воспоминания.

Мы ехали всю дорогу, держась за руки. Я заставлял себя не обольщаться и не думать о том, что это значит.

У самого порога ее дома, Марьяна повернулась ко мне со словами:

— Я сбегаю в дом, буквально на секундочку, на ТО, помнишь? Но потом хочу кое-что сказать, ты меня дождешься?

— Ну, бли-ин, мне еще обратно к себе домой полночи вдаль тащиться, — ворчливо пробубнил я, еле сдерживая ухмылку.

Она шлепнула меня ладошкой по груди и быстро убежала, перед тем как скрыться за дверью, и показала жестом, что следит за мной.

— Поторопись, цветочек.

Она вернулась даже быстрее, чем я думал, веселая, раскрасневшаяся от быстрого марш-броска. У меня зачесались руки обнять ее. Я потянул ее ближе к себе за край ее куртки, а она первая заключила мои плечи и шею в кольцо своих рук.

— Спасибо тебе за этот день! Вот, что я хотела тебе сказать. Ты заставил меня смеяться, хотя у меня было совершенно дурацкое настроение. Ты, блин, коробку посуды для меня купил! А еще ты не шарахнулся от меня как от прокаженной, узнав про месячные. Ты ведешь себя, как настоящий…

— Друг?

— Мужчина, Ник. Как настоящий мужчина.

Я опустил голову, думая о том, какой же смелостью она обладает, не боясь говорить то, что думает. В отличии от меня.

— Можно и я кое-что попробую? — тихо спросила она, придвинувшись вплотную.

— Конечно, — у меня перехватило дыхание от решимости в ее взгляде.

— Можешь считать, что это мой личный эксперимент, — она притянула мое лицо к своему за затылок и прошептала в губы, — в рамках факультатива, конечно же.

Я обнял ее и прижал к себе ее хрупкое, дрожащее тело, а она накрыла мои губы поцелуем. Сначала все было нежно, невинно, легкие касания, сладкие и медленные, а когда она открыла рот, показывая свое подчинение и желание большего, я застонал и углубил поцелуй во что-то совершенно иное, голодное и необходимое.

В том, как она впилась в мои губы в ответ ощущалось какое-то отчаянное желание показать мне что-то, чего я еще о ней не понимал. Я чувствовал будто падаю, попятился вместе с ней вперед, не отрываясь от ее губ, и припечатал ее спиной к стене. Она простонала, оторвавшись от моего рта и сделала глубокий вдох, а потом снова набросилась на меня с еще большим пылом.

В доме в прихожей кто-то зажег свет, Марьяна вздрогнула, но не разомкнула объятий, а я утащил ее в тень, спрятав от посторонних глаз. Поймав ее запястья, я поднял их над ее головой и прижал к стене. Сам всем телом вдавился в нее, так что у нее вырвался тихий всхлип:

— О, класс, давно мечтала, чтобы кто-нибудь так меня поцеловал! — от страсти у нее голос сел, а мне этот тембр окончательно снес башню.

Возбуждение прокатилось по всему телу, я не мог оторваться от ее сладких губ. Как бы я не менял темп с медленного и почти ленивого, на быстрый и жадный, она легко подстраивалась, иногда перехватывала инициативу и изучала мои губы, язык в почти грешном исступлении. Мне было слишком хорошо, я не хотел останавливаться. Уверен, Марьяна тоже.

— Черт! — ее грудь тяжело вздымалась и опускалась, а я дышал ее дыханием и нежно покусывал ее губы. — Вот же черт!

— Согласен, — прошептал я, — что бы это ни значило.

Она высвободила свои руки, обхватила мое лицо ладонями и поймала мой взгляд. В свете ночного фонаря я видел ее расширенные зрачки, раскрасневшиеся щеки, губы припухшие, взгляд остекленевший, она выглядела как пьяная, я даже немного испугался.

— Что случилось, цветочек? — я говорил, но не слышал собственного голоса, он тонул в оглушительном сердцебиении.

— Ничего, — с опьяненной улыбкой ответила она, — просто выяснила то, что хотела.

Я смотрел на нее, нежно поглаживая ее губы кончиком большого пальца. Тишина между нами вдруг стала давящей, наполненной словами, которые мы оба боялись сказать.

— Мы же завтра увидимся? — первая прошептала она, смотря на меня с трепетной нежностью. — Нам предстоит еще куча занятий.

Я настолько захмелел от поцелуев и ее теплого, чувствительного тела, что не сразу понял о каких занятиях (и главное занятий чем!) она говорит. Моргнул, чтобы прийти в себя, а Марьяна весело хихикнула, наслаждаясь тем, что со мной сделала.

— Да, конечно, увидимся, цветочек…

Она запустила руки в мои волосы, пропуская их через пальцы, а я прикрыл глаза от удовольствия. Я бессилен и совершенно точно ею отравлен. Только вчера, на этом самом пороге ее целовал другой парень, а сейчас здесь я и снова самозабвенно верю в то, что она моя. Моя и все!

Я уже понял, что у меня отсутствует самоуважение, но, черт возьми, чувство самосохранения-то должно остаться?

— Марьян? — позвал я, встретив ее ласковый взгляд.

— М?

— Пойдешь со мной еще на одно свидание?

На ее губах заиграла улыбка. Я поцеловал ее в каждый уголок и добавил:

— Но у меня два условия.

— О боже… Ну, окей, валяй.

— Оно будет только после того, как ты сдашь все свои