— Энди, каково это — быть звездой?

Мои спасители — американские СМИ.

Удивительно, каким тесным становится огромный вольер, если впихнуть туда бригаду телевизионщиков вместе с оборудованием.

— Больше света в этот угол! — кричит ассистент режиссера. А может, главный осветитель. Или его помощник. Представления не имею, кто он. Точно знаю одно — неловко выступать на всю страну с пулевой раной над левой бровью.

Я просил гримершу замазать рану маскирующим карандашом, но режиссеру нужно подчеркнуть мою принадлежность к зомби, чтобы зрители сочувствовали мне, чтобы поняли, как я страдаю. На самом деле страдаю я от того, что во лбу у меня дыра, похожая на гигантский прыщ.

Мало того, гримерша кладет неимоверно толстый слой тональника. И корректор не подходит под мой тип кожи. А с румянами я выгляжу как клоун Бозо. Пытаюсь объяснить ей, но она не обращает на меня внимания. О том, что следовало бы использовать спонж помягче, я уже молчу.

Вокруг вольера толкутся зрители: добровольцы общества защиты животных, полицейские, представители местных газет, приглашенные и несколько шишек, включая мэра города Санта-Крус. Пытаюсь разглядеть в толпе Риту, Джерри или хоть кого-нибудь из наших. Похоже, их не пустили.

Из-за ворот приюта доносятся выкрики протестующих:

— Зомби — не люди!

— Смерть нежити!

И самый замечательный:

— Возвращайся в гроб!

Да будет вам. Я что, вампир? Разберитесь сперва, кто есть кто в нежити.

Мой личный помощник Скотт сообщает, что винодельня «Беринджер» прислала несколько ящиков «Каберне Совиньон» 2001 года, и спрашивает, куда их поставить. Потом докладывает, что звонит Кэти Курик[18]и интересуется, отвечу ли я на ее вопросы.

— Не могу, — отвечаю я. — Готовлюсь к прямому эфиру в шоу Ларри Кинга.

За последние три дня меня показали по Си-эн-эн в программах «Доброе утро, Америка» и «У Реджиса и Келли», по Си-эн-би-си в «Лучшем спортивном шоу» и в шоу Говарда Стерна[19]. Говард даже сказал, что ждет нас с Ритой в студии, как только с меня снимут обвинение в убийстве родителей. У него давно зреет мысль показать в прямом эфире, как зомби занимаются сексом. Я обещал обдумать его предложение.

— Внимание! — призывает режиссер. Или ассистент режиссера? Так или иначе, грима на мне больше, чем на Элизабет Тейлор в фильме «Клеопатра». — Три минуты до эфира! Всем приготовиться!

Тональник и пудра покрывают лицо толстенным слоем, а гримерша все никак не остановится. Еще и растушевывает неправильно. С подводкой, которую она мне сделала, я похож на шлюху из Лас-Вегаса. Так и цапнул бы ее, если б не интервью с Ларри Кингом.

Сначала меня приглашали только в новости и ток-шоу — мое участие вносило свежую струю и гарантировало программам интерес зрителей. Хоть и считается, что ожившие мертвецы — угроза для здоровья и источник неудобств для окружающих, все-таки интервью с зомби — прямая дорога к высоким рейтингам. И остаться в стороне не пожелал никто.

Однако после того как Американский союз гражданских свобод обратился в суд от имени зомби с иском о попрании наших гражданских прав, мне позвонили из журналов «Ньюсуик» и «Роллинг Стоун», Мэтт Лауэр[20]и с «Фокс-Ньюс». Так я и разбежался давать интервью каналу «Фокс»! Справедливости и здравомыслия у них не больше, чем у куклуксклановцев.

Как выяснилось, ККК, АМА[21], АФТ-КПП[22], республиканская партия и множество религиозных групп правого толка намерены бороться против заявления союза гражданских свобод о том, что мы как бывшие живые без суда и следствия лишены права на жизнь, свободу и собственность.

Конечно, право на жизнь и свободу не подразумевает поедание людей, но ведь нельзя ожидать, что зомби и живые будут полностью сходиться во мнениях.

— Внимание, две минуты до эфира!

Хотя против союза гражданских свобод сплотились сильнейшие игроки, истории известны аналогичные прецеденты. Было время, когда чернокожие американцы тоже считались собственностью, а не людьми. Рабами нас, конечно, никто не объявлял, но сходства тут сложно не заметить.

Нас считают неполноценными и тем унижают.

Нас используют для развлечений и медицинских опытов.

Нас то и дело вешают и третируют.

И параллели с бедственным положением чернокожих — это далеко не все.

Черт возьми, и века не прошло с того времени, когда женщины не имели права голоса. В 1940-х множество американцев японского происхождения были брошены в лагеря. Затем разгорелась битва за гражданские права геев и лесбиянок. А на пороге нового столетия, после теракта 11 сентября, начались преследования и дискриминация мусульман.

Зомби в длинном ряду притесняемых занимают последнее место. Что, разумеется, никогда не останавливало других гонимых от проявления предрассудков против нас, хотя смысла в этом не больше, чем в фильмах Дэвида Линча.

— Одна минута!

С меня снимают нагрудник, в последний раз поправляют софиты, режиссер призывает народ к тишине, и все занимают свои места.

На мне темно-зеленая шелковая рубашка с короткими рукавами, свободные брюки из коричневой хлопчатобумажной ткани и черные итальянские туфли. От света софитов в клетке становится жарко, и я начинаю потеть. Только бы вся эта масса грима не сползла с лица на колени. Разве что кто-нибудь пожелает подарить мне стиральную машину с сушилкой.

Поначалу я нервничал на интервью, как ребенок, которого ведут в новую школу, или подросток, решившийся в первый раз (честно-честно!) посмотреть на женскую грудь. Теперь для меня это обычное дело.

Плавали, знаем.

Следующий!

Черт, надо было отказаться от интервью на канале «И-эс-пи-эн» и в программе «60 минут» — совершенно не хватает времени. Меня скоро растерзают на части. Я стал олицетворением борца за гражданские права зомби.

— Десять, девять, восемь…

Как мне рассказывали, у шоу, в которых я участвую, рейтинги выше, чем у Бога по воскресеньям. Денег за интервью я, разумеется, не получаю — номер социального страхования мне так и не дали. Зато меня показывают по телевизору, и это уже хорошо.