«Хтольвек маеть людей своих в ыменьях своих, тот повинен с каждых осмии служб ставити пахолка на добром кони во зброе… на котором бы был панъцер, прылъбица, меч…» [Литовская метрика. РИБ. Т. 38. Пг., 1915, стлб. 7].

Таким образом можно заключить, что революционные военные реформы в Великом княжестве Московском развивались из местных традиций в русле общеевропейских изменений в военном деле в ходе первого этапа великой военной революции позднего Средневековья.

Факт третий. Масштабная «реформа» московской армии в 50–70-х гг. XV в. странным образом совпала во времени с глобальными политическими изменениями на Северо-Востоке Руси.

Именно с этого времени Василий II начинает регулярно именоваться царем при живом легитимном Чингизиде в Большой Орде [см. в Слове избранном от святых писаний, еже на латыню. Попов А. С. Историко-литературный обзор древнерусских полемических сочинений против латинян (XI–XV вв.); послание митрополита Ионы в Псков. РИБ. СПб., 1908. Т. 6, стлб. 674]. Именно в эту эпоху происходит первое не санкционированное Ордой наследование великого княжения. Именно тогда начинается масштабная наступательная война в Поволжье против — сюрприз — очередного вполне легитимного Чингизида. Наконец, именно в 1450–1480-е имеет место беспрецедентная до тех пор масштабная война с Большой Ордой, о которой мы говорили выше. Действительно, поход на Москву, возглавляемый самим правящим ханом Орды, — явление не просто редкое, но исключительное. Со времен Батыя единственный подобный пример — это поход Тохтамыша в 1382 г. И вот мы имеем сразу три таких «больших» похода за всего 18 лет после вокняжения Ивана III да еще походы Орды времен «позднего» Василия Темного.

Ясно, что в середине XV в. московская элита решила покинуть «союз нерушимый», что сплотился «навеки» вокруг Золотого Рода Чингизидов, и Иван III заменил классическую формулу княжеских докончаний — «А переменить Богъ Орду» — на лозунг новой политики: «А коли яз, князь велики, выхода в Орду не дам, и мне у тебе [удельного князя] не взяти» [ДДГ, № 12 (духовная Дмитрия Донского), 19–22, 24, 33–35, 38 против грамот № 64–65, 67, 69–73, 75, 81, 82, 90]. Все прекрасно понимали, что право «наций» на самоопределение нерушимо, равно как и нерушимы европейские границы. А значит, любые желающие имеют право на свою попытку сепаратизма. Но и любая «центральная» власть имеет полное право втоптать «распускающиеся цветы свободы» в песок, такова жизнь. Следовательно, неизбежность большой войны со Степью сразу после любой попытки сепаратизма была очевидна всем адекватным представителям московской элиты. Эпизоды этой освободительной войны мы и разбирали выше, обсуждая мифы № 1, 2 и 3. Вот для ведения наступательных («казанские» войны) и оборонительных («стояния» на Оке в 1472-м и на Угре в 1480-м) действий в такой большой войне и понадобилось московскому князю дешевое многочисленное маневренное конное войско. Ведь как съесть дракона, не отрастив себе крылья и метровые клыки? А вместе с созданной чуть позднее серьезной артиллерией поместное дворянское ополчение сделало Москву на пару десятилетий одной из опаснейших держав Восточной Европы.

Так что можно заключить, что «ориенталистский» подход к формированию армий и ведению боевых действий не является чем-то «исконным» для «московитов». Новая структура формирования и вооружения армии во второй половине XV в. выросла из домонгольских военных традиций Руси именно для ведения боевых действий в первую очередь на южном и восточном направлениях.

Но это еще не всё. Во второй половине XV в. были кардинально пересмотрены принципы стратегического управления вооруженными силам Московского государства, причем эта реформа уж совершенно точно не может быть списана на «восточное влияние». Уже в первой большой войне с Казанью 1467–1469 гг., с которой выше я связывал начала пересмотра отношений Руси и Степи, можно было отметить следующие принципиальные новшества:

— великий князь вопреки давней традиции не стает во главе даже крупных воинских соединений, отправляющихся в поход, — и есть основания полагать, что это новое веяние в русском военном деле легло в основу знаменитого института местничества (при великом князе, совмещающем стратегическое и тактическое руководство войсками, нет материала для местнических споров в виде письменных распоряжений о назначениях и гораздо меньше поводов для них);

— непосредственное руководство войсками на оперативном уровне осуществляется воеводами, назначенными «центром»;

— назначенные воеводы имели перед собой достаточно четкие и ясные стратегические задачи, причем в летней кампании 1469 г. чуть не впервые в отечественном военном планировании была совершена попытка объединить одной стратегической идеей действия на абсолютно не связанных друг с другом театрах: основные силы Московского государства наступали на Казань от Нижнего Новгорода по Волге, а в это же время судовая рать с ополчением северных русских городов должна была нанести удар по казанским землям с севера, спускаясь вниз по Каме [Московский летописный свод… ПСРЛ. Т. 25. С. 281–285; Устюжская летопись. ПСРЛ. Т. 37. С. 91].

Характерной особенностью «первой наступательной казанской войны» было сочетание упорства в борьбе за достижение стратегической цели с гибкостью в выборе тактики и стратегии наступательных действий. Так, упомянутая выше летняя кампания 1469 г. продемонстрировала проблемы при согласовании русских действий на волжском и камском театрах — ив удачной летне-осенней кампании того же 1469 г. все силы (включая и северян-устюжан) были сосредоточены на одном, волжском направлении.

Для проверки сделанного сильного предположения о перестройке системы управления вооруженными силами стоит проанализировать ход масштабной Новгородской кампании 1471 г. И снова мы видим, что:

— великий князь участвует в походе, но отвечает не за оперативное, а за общее, стратегическое управление (ведет переговоры с Псковом и Новгородом, определяет общее направление действий на ключевых театрах);

— снова непосредственное руководство войсками на оперативном уровне осуществляется назначенными воеводами, причем в походе 1471 г. были учтены ошибки прошлого и назначение воевод на вечевых сходках по ходу боевых действий, встречавшееся ранее, было исключено (именно от похода 1471 г. сохранился первый прообраз детальной «росписи» воевод по полкам, что легли в основу будущих Разрядных книг);

— снова предприняты попытки организовать согласованные действия на разнесенных театрах — практически одновременно наносятся удары на западный берег озера Ильмень и Старую Руссу (отряд князей Даниила Холмского и Федора Хромого), на восточный берег озера Ильмень и долину Мсты (отряд князя Ивана Стриги-Оболенского и татары царевича Данияра), от Пскова по долине Шелони и от Великого Устюга в направлении новгородских «колоний» Заволочья;

— выделен еще и резервный эшелон, с которым наступал собственно великий князь [ПСРЛ. Т. 25. С. 286–291; Псковские летописи. ПСРЛ. Т. 5. Вып. 2. С. 180–185; Новгородская четвертая летопись. ПСРЛ. Т. 4. С. 188–198].