печально, с пониманием. — Я зацепила тебе пару сэндвичей. С индейкой и еще с рыбой. А это чай с мятой. На работе сама заварила. Сразу в термос. Осторожно, там заварка на дне, — поясняет Гелена и заботливо откручивает крышку, наливает в нее дымящийся напиток. Подает мне первый сендвич.

— Ты сама-то ела? — подозрительно уточняю я.

— Ела-ела, за меня не волнуйся. Я с работы, там перекусила. А ты давай-ка. Налетай.

За всеми переживаниями и я не заметил, что мой желудок уже громко разговаривает. С едой управляюсь быстро. И чай вкусный.

— Ты посиди. Я схожу сама. Вдруг что-то уже известно.

— Погоди, я с тобой! — реагирую тут же, тянусь к крышке термоса, выпиваю залпом, ммм, обжигает.

— Нет, — спокойно возражает Геленка. — Останься здесь. Я сама.

Я как на иголках жду ее возвращения, больше в меня не лезет ничего.

— Ну?! — не выдерживаю я, когда сестра возвращается и пристально на меня смотрит. Смотрит и смотрит. Не мигает. Она не шевелится. Даже не дышит! Какого черта она молчит?!

Я нервно обхватываю ее запястье и резко дергаю на себя. Заклинаю:

— Сейчас же говори! Что?!

— Кесарево затянулось, потому что возникли небольшие сложности. Но врачи справились. Поздравляю с рождением доченьки!

Глава 45

Даже если бы пропустил нокаутирующий удар, даже если бы внезапно началось землетрясение, я бы не был столь выбит из колеи. Хорошие новости просто вышибают из меня мозги, я выдыхаю, ощущая, как клокочет скопившиеся внутри напряжение.

— И я могу ее увидеть? Хоть ненадолго!

Гелена лишь мотает головой.

— Малышка под присмотром врачей, она еще очень слаба, — осторожно сообщает сестра. — Но с ней все в порядке. Пока что она будет находиться под постоянным мониторингом, — улыбается Гелена. На душе мигом становится светлее.

— А Зоря? — уточняю я, тяжело сглатывая.

— Акрам. У Зорины сложная операция. Не торопи время. Нельзя подгонять его, иначе будет хуже.

— То есть… информации пока нет?

— Нет. Но поверь, для врачей это тоже большая нагрузка. Они делают все, могут. Все будет хорошо.

«Ты передаешь ей?»..

Сердце щемит тоской от понимания, как неожиданно может оборваться жизненная нить. И мы не властны что-то изменить. Мы можем только любить. Ценить. И дорожить. Потому что когда-нибудь наступает оно самое «слишком поздно».

Чтобы не было поздно, жить по-человечески нужно было начинать даже не сегодня. А еще вчера.

У нас все получится, родная. Ты будешь жить. Я буду рядом. Наша дочь уже увидела свет, она у нас уже родилась. Такая маленькая и беззащитная. И мы нужны ей оба. И ты мне нужна. Так сильно, что самому себе признаться страшно. Пожалуйста… пожалуйста… ты должна сама ей сказать заветные слова. Сама! Ты сможешь. Сможешь! Ну же, любимая…

Гелена ощутимо ударяет кулаком мне по плечу, вырывая из сурового незримого водоворота, а мой раненный взор слепо шарит по уличной негостеприимной темноте.

Ладонь самопроизвольно сжимается в кулак, отчего особенно остро я ощущаю кольцо на пальце. Непривычно. Расслабляю руку и полосую пустым взглядом простой золотой обруч. Говорят, если метал гладкий, без камней и узоров, то и семейная жизнь будет гладкой, без потрясений и штормов. Врут. Нещадно врут.

— Прекрати сейчас же! — повышает голос сестра. — Хватит! Все будет в порядке!

Губы мои смыкаются.

Я молчу.

Проходит еще минут сорок.

С Геленой мы то переговариваемся ни о чем, то оба срываемся в безмолвие… ожидание слишком сурово.

— Как малышку назовете? — вдруг интересуется сестра.

— Не знаю даже. Я вообще об этом не думал. Мы не обсуждали с Зорей. А что прям срочно надо?!

— Нет, пока будут по фамилии ориентироваться.

— Фамилию тоже официально не поменяли.

— Могу и я поучаствовать. Можем выписать имена. Потом Зоречке покажем. Думаю, она будет рада.

— Гелен. Давай потом. Не до того сейчас.

— Ладно. Как тебя еще отвлечь…

Я со скрипом поворачиваю голову в ее сторону. Напряжение даже не думает улетучиваться.

— Все-все. Я поняла, — всплескивает она руками. — Я пока что просто молчу.

— Сколько девчонки будут под присмотром?

— Малышка еще долго. Месяца три-четыре, смотря как догонять будет в весе и развитии. Зорина несколько недель обязательно должна находиться под контролем. Это не обсуждается.

— Должна, значит, должна. Значит…

Осекаюсь. В кармане вибрирует телефон.

Я такого стресса не испытывал не знаю сколько.

Доктор!

— Алло-алло! Слушаю вас!

Впитываю сухой уставший голос: недавно закончили операцию. И я, активно жестикулируя, даю Гелене понять, что все! Дождались!

— На громкую включи, быстро!!! — впивается она в меня клещом и не отпускает.

Я два раза промахиваюсь мимо, но все же справляюсь.

— …Патологически измененный сегмент аорты замещен. Критический период минимальный. Кардиальных осложнений нет. Жизненно важные показатели в норме.

Тру пересохшее небо сухим языком, и выдавливаю:

— Где она сейчас?

— В палате интенсивной терапии, там она пробудет еще несколько дней. При всей технологической сложности послеоперационных осложнений быть не должно. Я пойду. Поздно уже.

— Да-да! Спасибо вам огромное! Что позвонили! И… и… спасибо!

— Здоровья супруге.

Вызов прекращается. А я сумасшедшими глазами смотрю на сестру.

— Это что он сейчас сказал?! Каких осложнений?!

— Сказал, что операция прошла успешно!!!! — верещит Гелена и хватает меня за шею, давит, как только может, а я хриплю в ответ:

— Успешно… теперь все позади? — аккуратно уточняю я. Точно же все правильно понял?

— Да!!!