Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бах.
Бах…
Это сердце пытается сломать грудную клетку, чтобы оказаться поближе к Зорине.
Это дрожь, что пробивает во мне каждый атом, парализуя мозг.
Это страх и безнадежность, что сковывают меня, не позволяя мыслить здраво.
Это каждая секунда, что растягивается до бесконечности, равнодушно и гулко отсчитывая ход времени в безжизненном коридоре, где никого нет.
Руки трясутся.
Я не могу молчать.
Безмолвие меня убивает.
Выхожу на улицу. Какое-то время топчусь возле машины. Мысли самые страшные и мрачные. Как будто это я виноват во всем. Как будто это мое наказание. Как будто меня поманили безграничным счастьем, показали уютные картины будущего, согрели теплым обещанием. И забрали все в одночасье, а надежда уже не работает.
Меня уверяли, что эти операции не длятся долго. Много времени они не занимают, но даже его нужно оставить позади.
Я всегда думал, мне поддержка не нужна. Я сам взрослый и сильный. И сам все смогу.
Абсурд.
Поддержка нужна каждому. Вне зависимости от того, насколько ты сильный или слабый. Насколько решительный или робкий.
Иногда своя надежда и вера гаснут. И чтобы не дать им потускнеть и потухнуть окончательно, важны всего лишь несколько слов. Они, как раскаленные стрелы: направленны прямо в сердце.
Тянусь к телефону, отправляю сестре сообщение. После Зори она второй человек в моей жизни, которому удается как-то влиять на меня. Все остальные — за гранью этого, они чужие для меня и холодные. Не спорю, я сам виноват, всегда отстраняюсь, но мне так было проще — в одиночестве.
Пробраться под кожу удается только Зорине и сестре.
Вообще не соображаю, что именно я написал в сообщении, но Гелена перезванивает мне сразу.
— Объясни коротко, — выдает она командным голосом.
Да что там объяснять. Все одномоментно вышло из-под контроля…
Я произношу что-то неровным голосом, рассказываю, что случилось. Как летел вперед, нарушая правила. Как меня колотит изнутри. Как я боюсь их потерять.
— Все будет хорошо! Соберись! — настаивает сестра. — Все были готовы!
Готовы?! Да никто не был готов к такому!
— Скажи мне честно: шансы хоть какие-то есть?
— Шансы всегда есть.
— Не ври! Не надо мне говорить то, что я хочу услышать! Ты мне по факту давай!
— Успокойся. Выдохни. Я бы сорвалась к тебе, но не могу с работы отлучиться. Прости, пожалуйста…
— Ты специально увиливаешь от ответа?! — взрываюсь я. — Все совсем плохо, да?
Передо мной ворота, позади и сбоку деревья. Легкий ветерок обдувает разгоряченное лицо, но, кроме свиста в ушах и «выдохни», я ничего не разбираю.
Я подошел к невидимой грани, а там… дальше… неизвестность.
— Акрам, — пробивается ко мне сестра сквозь поток неутешительных мыслей и недостатка кислорода в крови. — С ней врачи. Они сделают все возможное. Поверь, в истории медицины есть случаи и похуже. У нас все прекрасно. Врач сам дал отмашку, что пора. Да, было бы лучше, если бы все осталось под абсолютным контролем, но иногда что-то может пойти не так. Это не значит, что все пропало. Это значит, что нам всем придется пройти через дополнительные сложности. Но все получится. Поверь, братишка.
— А что дальше, Гелен? — уточняю я убитым тоном. — Когда я смогу их увидеть?
Таким потерянным и прибитым я не чувствовал себя никогда. Все, что со мной случалось раньше и казалось концом света, — на самом деле ничто по сравнению с тем, что происходит сейчас.
— Скоро. Малышку поместят в специальный бокс с нужной температурой. За ней будут ухаживать. Ты сможешь ее увидеть, нужно уточнить у врача, в какой момент это можно сделать, потому что часто приезжать — плохая идея. Всегда существует риск принести дополнительные инфекции. Ее выходят, Акрам. Но никто не обещал, что будет просто.
— Ясно.
— А Зоре тоже нужен небольшой восстановительный период. И еще ей лучше не волноваться. Только позитивные эмоции. Кстати, тебе пока — тоже.
Черт. Я же обещал позвонить маме Зорины.
Нет, это точно не в моих силах сейчас. Утром обо всем сообщу, когда буду понимать, как и что.
— Я приеду после работы, — обещает Гелена.
— Не стоит тебе мотаться. Ты и так встаешь чуть свет. А заканчиваешь поздно. Лучше выспись.
— Давай сориентируемся по факту. Держи меня в курсе. Как только получишь какую-то информацию — сразу звони мне, договорились?
— Да-да. Наберу.
— Жду.
Отбиваю вызов. Усаживаюсь в машину, обессиленно падая на сидение, и прикрываю глаза.
Мой свет постепенно меркнет, и это не поддается контролю. Она — мой рассвет. Она вытянула меня из вечной тьмы. И если она исчезнет из моей жизни, день внутри меня уже никогда не настанет. Ни рассвета, ни заката. Сплошная мгла.
Зорина так многому меня научила: чувствовать, любить, признавать ошибки и стараться быть лучше. Не ради себя. Потому что ради себя — не надо.
Минута. Еще минута. И еще.
В голове картинка с огромными песочными часами. Мелкие частички летят сверху вниз, обрушиваясь на дно стремительным потоком. И не кончаются. Песок пересыпается бесконечно, беспрерывно заполняет собой нижнее пространство. А на мою голову летит пепел.
Так, как сейчас, никогда раньше я не осознавал свою ничтожность.
Моя дочь и моя жена.
Что угодно готов отдать, чтобы они просто жили.
Я только сейчас думаю, что мы так и не решили, как назовем дочь.
В руке вновь вибрирует телефон. Не глядя я принимаю вызов.
— Слушаю.
— Акрам, — начинает отец, а в моей груди брешь становится глубже. Я не вслушиваюсь в слова, я не хочу сейчас ни о чем спорить. У меня просто на это нет сил.
— Давай позже? — мгновенно отстраняясь, бросаю в трубку я. — Перезвоню