Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Санкций за самовольное проникновение в дом Нильса Рикке не опасалась, потому что обрадованный комиссар Йенсен поспешил объявить поимку Татуировщика результатом «долгой и кропотливой работы» в которой «полиция опиралась не только на свои силы, но и на помощь общества в лице лучших его представителей». «Лучшим представителем» был Хенрик Кнудсен, которому сразу же дали понять, что предстоящее судебное заседание, на котором будут разбираться обстоятельства гибели Нильса Лёвквист-Мортена является формальностью, без которой невозможно обойтись и что все прекрасно понимают, что речь идет об адекватной самообороне. Адекватной во всех смыслах. «Live by the cleaver, die by the fire poker»,[141] сострил Аре Беринг.
– Я не мог не увидеть! Там ничего не было, кроме тряпок!
– Уймись, Оле! – рявкнула Рикке, когда ей надоело участливо кивать и успокаивать. – В жизни случается всякое и все мы делаем ошибки! Мне, если хочешь знать, еще тяжелее, чем тебе! Я подозревала Нильса, я общалась с Нильсом, даже спала с ним и не смогла разобраться в нем до тех пор, пока очередное убийство не навело меня на кое-какие мысли! А я, если ты не забыл, профессиональный психолог, Оле! Да, Татуировщик умел обводить вокруг пальца, этого у него не отнять! И потом, я вполне допускаю, что в тот вечер, когда ты нанес ему визит, инструменты Нильса были при нем. Может, он собирался кого-то убить, но в последний момент что-то сорвалось?! Может, до этого он хранил машинку с удавкой в гараже, а потом решил перепрятать?! Что ты причитаешь, как древняя старуха? Успокойся. Забудь. Все прошло! Все закончилось и закончилось благополучно, Оле! Я жива, а Татуировщик мертв!
– Да мне плевать на Татуировщика! – разозлился Оле. – Я просто люблю, чтобы все стояло на своих местах! Там ничего не было, там даже пустого места не было!
Рикке только сейчас догадалась об истинных причинах беспокойства Оле. Алкоголь – вот в чем дело! Оле боится провалов в памяти! Он думает, что видел инструменты Татуировщика, но забыл! Нет, для подобной амнезии надо напиться в стельку, а Оле во время обыска не мог этого сделать, он просто был навеселе… Он просто был навеселе и оттого проявил небрежность. Оле сознает, что оказался не на высоте из-за своего пагубного пристрастия и пытается убедить себя в обратном? Скорее всего так.
Сердце Рикке пронзила жалость. Бедный Оле Рийс, человек без близких, человек без будущего. Позади – не самая веселая жизнь, впереди – унылая старость, которую не скрасит работа в каком-нибудь захудалом детективном агентстве, специализирующемся на супружеской неверности. Вечера в компании с бутылкой, одинокие праздники, скучное Рождество без подарков или с одним-единственным подарком самому от себя… «Непременно подарю Оле на Рождество какую-нибудь веселую картину, – пообещала себе Рикке. – Попрошу Хенрика выбрать самую жизнерадостную картину в Дании, куплю ее, сколько бы она не стоила, и подарю Оле! А, может, ему лучше щенка подарить? Ладно, до рождества еще есть немного времени, успею определиться. А пока…»
– Оле, давай как-нибудь на днях посидим где-нибудь, – предложила Рикке. – Маленькой компанией, ты, я и Хенрик.
Хенрика она упомянула намеренно, потому что его присутствие было обязательным. Без Хенрика это будет вечер нытья, а вот с ним – нормальное дружеское общение. При Хенрике Оле не станет посыпать пеплом вины свою голову, в которой с каждым днем прибавляется седины, постесняется, а Хенрику Рикке намекнет, что лишний анекдот из жизни художников не помешает и вечер пройдет весело. Оле развеется, почувствует дружеское тепло и это несомненно пойдет ему навстречу.
Но, видимо, Рикке только что была чересчур резка, потому что Оле не принял предложения.
– Некогда мне прохлаждаться по злачным местам! – проворчал он в своей обычной манере. – У меня дел много!
– Как хочешь, – Рикке расстроилась, но постаралась не подавать виду.
Если Оле нравится жить так, как он живет, то с этим ничего не поделать.
Рикке мучила другая загадка – каким образом Нильс знакомился со своими жертвами? Нильс был достаточно осторожен для того, чтобы хранить что-то компрометирующее, кроме предметов, без которых он не мог обойтись. Никаких файлов, никаких записей, никаких фотографий, ничего наводящего на мысли в истории браузера… Настоящий серийный убийца, все просчитывающий и обо всем заботящийся заранее. Но как он с ними знакомился, тролль его затопчи?
Увы, эту тайну Нильс унес с собой в могилу. Он много чего унес с собой. Рикке оставалось только строить догадки. Брал харизмой? Ну не до такой же степени, чтобы едва познакомившись отправляться неизвестно куда неизвестно с кем? Придумывал какой-то срочный и очень выгодный для жертвы повод? Какой? Интриговал? Что-то обещал? Запугивал? В оживленном Копенгагене днем или вечером, а не глубокой ночью, запугать четырнадцать женщин настолько, чтобы ни одна не подняла шум, не позвала на помощь? Нереально.
Четырнадцать жертв хранили свою тайну и их убийца делал то же самое. Рикке предпочла бы, чтобы Хенрик не убивал Нильса, а только бы оглушил его. Так было бы лучше для всех. И для Хенрика в том числе. Человеку, которого специально не готовили к убийствам и которого не снедает внутренняя жажда убивать, то есть – самому обычному человеку, убивать очень трудно. А жить потом еще труднее.
В первые две недели после гибели Нильса, Хенрик внушал Рикке определенное беспокойство. Довольно сильное, потому что кому, как не психологу, знать о том, как тяжело переживается убийство и какие проблемы оно за собой влечет. К тому же бедному Хенрику ежедневно по нескольку раз приходилось рассказывать о том, как все произошло – полицейским, психологам, которые с ним работали, журналистам, которые подстерегали его у ворот дома и следовали по пятам, в надежде, что Хенрик расскажет им что-то новое, вспомнит какую-нибудь пикантную подробность.
Вспоминать Хенрику было нечего.
– Когда я понял, где Рикке и что с ней может произойти, то очень обеспокоился и поехал ее выручать. О том, что надо позвонить в полицию, я сообразил не сразу – беспокойство сказалось на моих мозгах. По телефону Рикке назвала адрес. Я без труда нашел нужный дом и только тогда понял, что нужно вызвать полицию. Я позвонил прямо из машины и, не дожидаясь, пока приедет патруль, вошел в дом, потому что понимал, что каждое мгновение может оказаться роковым…
Сухой, размеренный рассказ, но сколько всего за ним скрыто! Только Рикке могла понять, или, даже, не понять, а попытаться приблизительно представить, что испытывал Хенрик, когда ехал ее спасать. Чего ему стоило доехать без происшествий, как бился в груди его страх не успеть… Святая Бригитта, как же хорошо, что все уже позади! Только бы Хенрик пережил бы это без особых последствий! Какие-то последствия всегда будут, ничто не происходит и не проходит бесследно, но пусть Хенрик поскорее забудет весь этот кошмар.