Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопрос был задан просто так, без интереса. Иван не стал рассказывать о соде и таджиках.
– В ремонт перегоняем.
– Ясно… – чувствовалось, Леня хочет о чем-то попросить, но тянет. Наконец, решился. – Человека одного до Москвы не подбросите?
– Вообще-то не положено, – проворчал Иван.
– По дороге же, – напомнил Леня и показал на девушку в светлой юбке и облегающей черной кофточке.
Девушка сидела на крыльце, на коленях держала объемную спортивную сумку.
– Командир, сделай одолжение. Ей в Москву надо, а на билет денег нет. Сам говоришь, что не последний раз здесь садишься. Потом и отблагодарю.
– Она тебе кто? – поинтересовался Иван.
Леня бесхитростно улыбнулся.
– Считай, никто, сестра троюродная. Мы через улицу живем.
– Хорошо, но комфорта в полете и прохладительных напитков я ей не обещаю.
– Света! – крикнул Леня и махнул рукой.
Девушка, до этого смотревшая на горизонт, делавшая вид, что ей и дела нет до разговора двух мужчин, мгновенно встрепенулась, подбежала к Ивану.
– Здравствуйте. Это все Леня. Я ему говорю, что не надо просить, что не положено. Нельзя. А он, видите, попросил. Извините, если вам сложно, то не берите, я уж сама как-нибудь до Москвы доберусь. Там у меня родственники.
Многословие девушки обрушилось на Калинина. Ему, отвыкшему от женского общества, не хотелось уронить себя в ее глазах. Положение обязывало держаться с достоинством, он командир воздушного судна.
– Все в порядке, – важно сказал он, – доставим, – и, не удержавшись, скользнул взглядом по тугим бедрам, затянутым в юбку.
«Хороша. Вот только с одеждой современной не всегда поймешь. Кажется, что зад у девки крепкий, а разденется, ягодицы тут же отвиснут», – вспомнил он прошлогодние впечатления, вынесенные с городского пляжа.
– Перекусить хотите? – предложил Леня.
– Некогда. Мы должны до Москвы засветло долететь.
– Что ж, хозяин – барин, – Леня пожал Ивану руку.
Калинин первым забрался в салон, подал руку девушке, буквально втянул ее вместе с сумкой.
– Ой, – вырвалось у Светы, когда она увидела двух таджиков.
– Эй, командир, – оказалось, что хотя бы один из среднеазиатов умеет говорить по-русски, – чужих нельзя.
Сказано было без злости, просто чтобы напомнить.
Ивана замечание задело.
– Я здесь решаю такие вопросы, – веско произнес он.
Таджики переглянулись. Обменялись парой фраз и оба уставились на девушку. Маслянистые восточные глаза заблестели сильнее.
– Черт с ней, пусть остается. Только ты, командир, не будь жадным, с нами поделись.
Света инстинктивно прижалась к Калинину.
– Может, я останусь?
– Он так шутит.
Таджик засмеялся.
– Шучу, красавица. Если сама предложишь, я не откажусь, еще и заплачу.
– Я не такая. Что вы себе позволяете?
– Тогда извини. Я понять хотел, узнать. Вижу, что честная, а честных девушек у нас в Таджикистане уважают. Никто пальцем притронуться не посмеет. Садись, – и он похлопал ладонью по лавке между собой и напарником, – тут тебе не троллейбус, чтобы всю дорогу стоять.
Света предложением не воспользовалась, села напротив таджиков и пристегнулась широким брезентовым ремнем. Калинин уже перешел в кабину. Жуков запустил двигатель. Прозвучало разрешение на взлет, самолет сорвался с места и взмыл в небо после короткой разбежки.
Света сидела бледная, она летела на самолете третий раз в жизни. Ей казалось, что «кукурузник» с минуты на минуту развалится от вибрации. А когда машина ухнула в воздушную яму, то девушка, не выдержав, перекрестилась.
Таджики смотрели на нее, не скрывая улыбок, обидных и плотоядных.
– Красавица, – таджик кричал, чтобы перекрыть гул двигателя, – если страшно, то выпей. – И он вытащил из кармашка сумки блестящую плоскую флягу.
Света замотала головой, ее и без выпивки мутило. Таджик с фляжкой перебрался через картонные ящики, сел рядом с девушкой, отхлебнул глоток.
– Страшно? – прокричал он ей в самое ухо.
– Нет, – в глазах у Светы застыл ужас.
– Врешь. Ты, чтобы не бояться, рассказывай, говори, болтай.
Света с благодарностью посмотрела на таджика. Если раньше она боялась не только полета, но и своих новых спутников, то теперь ей стало легче оттого, что рядом живая душа. В распахнутой дверце кабины показалось лицо Калинина. Он и Света встретились взглядами. Убедившись, что пассажирку никто не обижает, Иван надел наушники с лингафоном:
– Петруха, ты еще не проклинаешь меня за новую работу?
– Мне по хрену, что мы везем в картонных ящиках. Хороших денег за честную работу не платят, – Жуков нервно хохотнул.
– И я стараюсь не думать. А если нас проверят?
– Серьезные дела без солидной «крыши» не делаются, запомни. У них все договорено, где надо – подмазано, схвачено.
– Думаешь, наркотики?
– Я не думаю об этом и тебе не советую. Раз написано – «сода», сода в ящиках и лежит. Нам платят деньги за полет, а не за размышления на отвлеченные темы. Я уже давно подумывал, куда бы податься, согласен был и в Африку оружие возить, да никто мне не предлагал.
– Рад, что ты на меня не в обиде, – Калинин подмигнул приятелю, – таджики мне не нравятся.
– А мне не нравится девка.
– Почему?
– Не в моем вкусе, я упитанных люблю, чтобы было за что подержаться.
Разговор дальше покатился безобидный и будничный: о женщинах, о выпивке, о том, как кто потратит заработанные деньги.
Солнце уже клонилось к западу, когда из-за горизонта показался аэродром авиаремонтного завода. Света, утомленная полетом, дремала. Во сне она положила голову на плечо таджику.
– Люблю самолет садить на хорошую полосу, – Калинин с улыбкой смотрел на широкую железобетонную полосу аэродрома.
– Для нас она роскошь. Мы не только вдоль нее, но и поперек сесть сумеем.
«Кукурузник» несколько раз подпрыгнул, как резиновый мячик, и покатил по шершавому, изборожденному черными битумными извивами трещин покрытию. Когда самолет остановился, связь с руководителем полетов мгновенно исчезла. Калинин даже не успел договорить и попытаться восстановить ее, как прямо на взлетную полосу с рулежки выехал тяжелый черный джип, подкатил к самому самолету. Тонированное зеркальное стекло опустилось, и из-за него показался Петрович, махнул Калинину рукой. Джип развернулся и выехал на поросшее редкой травой ровное поле, в конце которого виднелся лес и какие-то постройки. Завод остался по другую сторону взлетной полосы.