вместе с пыльцой дуновением тёплого ветра разносилась по лесам Су прекрасная, но грустная мелодия. Любуясь торжеством Сэасим, музыкант ласково перебирал струны своей гитары. Он играл, размышляя о настоящем и вспоминая былое.

Рядом с ним в траве устроились бурундуки и кролики; на камнях грелись зелёные ящерицы и змеи. Поодаль паслись косули, лани и лесные лошадки Ферихаль. От обычных коней этих животных отличал жемчужный окрас, короткая серебристая грива, козлиная бородка и раздвоенные копытца, более удобные для ходьбы по лесной местности.

Одна из лошадей удостоила музыканта своим вниманием. Приблизившись к нему вплотную, она подогнула ноги и села рядом. Индрик отложил гитару.

— Славно, — прошептал он, поглаживая зверя, но обратив взгляд куда-то вдаль. — Как же славно всё вышло. А будет ещё лучше. Вот увидишь, мы придумаем, как помочь тебе. Мы вылечим тебя, любимая моя сестрёнка. Ты только продержись ещё немного. Ты только живи…

Почувствовав приближение гостьи, музыкант обернулся.

— Приветствую тебя, мой хранитель… — сказала она.

— А, это ты, Кѐйя Пу̀ни? Должен признаться, что ты неожиданно порадовала меня. Я сбил копыта в поисках друга и уже отчаялся… Оказалось, что этот странник, этот иномирный скиталец забрёл на дороги, недоступные хранителям! Ты же, волшебное создание, не привязанное к сфере Сия, проявила похвальную инициативу. И я прощаю тебя за, — он улыбнулся, — за всё.

— Я поступила так вовсе не ради твоего прощения, Индр, — сообщила девочка в лёгком зелёном платье. Этой ночью она оставила свой красный плащ, бережно укрыв им того, с кем была счастлива. — Я сумеречная лиса и делаю всё, чтобы сохранить здоровье своего клана…

— Понимаю, — кивнул хранитель. — Ты сделала это ради того, чтобы простить себя… Много ранее потому же ты покинула Ферихаль и сбежала к лигнитлеи, — глаза Индрика хитро блеснули. — Ты, маленькая бунтарка, не потому ли так недолюбливаешь свою сестрицу лисицу, что она напоминает тебе себя, а?

— Я ушла туда, где была нужна, — проигнорировала его вопрос фея. — Я должна была уйти в Энсолорадо.

— Кстати, Верховный рассказал мне о случившемся в Самторисе, — вспомнил Индрик. — И у меня будет к тебе ещё одна просьба, милая Кейя. Собери всех, кто был в ту злосчастную ночь у стен монастыря, — тех, разумеется, кого сможешь найти. Пока в Амире гостят хранители, странник и его ученица, я хочу созвать совет по этому немало волнующему меня вопросу.

— Раз уж зашёл разговор о волнующих вопросах, — вздохнула Красная. — Ты должен знать, что Дженна интересуется болезнью. Той самой, о которой нельзя говорить. Она считает — она чует, — что её можно одолеть. Но знаешь, что чую я? — фея сощурила синие глаза. — Знаешь, почему я напала на неё — совершила так называемую ошибку, за которую ты меня только что якобы простил?

— Да, знаю, — подтвердил Индрик. — Ты чуешь от Дженны… запах болезни…

— Ты тоже? — оторопела девочка.

— Кому как не мне помнить её признаки… — пожал плечами Индрик.

— И что же ты намерен предпринять? — не сдержавшись, воскликнула Красная.

— То же, что делают все лекари в случае всех неизлечимых недугов, — невозмутимо ответил музыкант. — Ты и сама могла бы догадаться, если бы чуточку подумала…

— Допустим, но не должен ли пациент знать? — фыркнула фея.

— Ни в коем случае.

— На что же ты рассчитываешь, объясни?

— Я надеюсь на иммунитет Дженны, — задумчиво произнёс хранитель. — Возможно, эта девочка — эта хранительница, вдруг появившаяся в Сия из ниоткуда — поможет нам найти лекарства от болезни, пожирающей саму душу.

12 Крылья — одни на двоих

Золотом двух близнецов-светил горел полдень. Мирно плескалась вода о борта тростниковой лодки, однако в знойном воздухе ощущалось скрытое беспокойство. Пройдя через заросли водяных лилий, лодка пристала к причалу. Широкая полоса реки осталась позади, а вокруг поднялись дивные сады.

Деревья — гордые и прямые колонны — были одеты в змеиную чешую. Их листва напоминала веера, сложенные из множества зелёных сабель. Низкорослые кустарники пышно цвели всеми оттенками яхонтов. А впереди, подобно миражу, восстающему из зыбкого марева, поднимались величественные очертания храма.

Когда Дженна приблизилась к ступеням, стало видно, что стены, потолки и колонны, поддерживающие здание, украшают цветные рельефы. Письмена на них окутывали пространство могучим волшебством. И, будто на страже опасной силы, застыли высокие статуи человекоподобных созданий. Их одежды блистали разноцветными эмалями и золотом, глаза на звериных мордах были инкрустированы самоцветами.

Поднявшись по лестнице, она ступила в залу, выложенную малахитовыми плитами. Их тёмная отполированная зелень переливалась и пугала, напоминая об омутах. Но вот из-за колоннады показались два силуэта, и её страх мгновенно рассеялся, уступив место нежности. Высокий худощавый мужчина в чёрном держал за руку мальчика.

Ребёнок что-то приветливо крикнул ей и побежал навстречу. Но на полпути он упал. А её грудь наполнил великий, неописуемый ужас…

Дженна бросилась к мальчику, протянула к нему руки. В то же самое время приблизился мужчина. Он говорил что-то, и слова эти зажгли в ней свет надежды. Мужчина обещал помочь. Но он не успел.

Позади них загудело, заволновалось. Стены дворца дрогнули и осыпались, превратившись в песчаные барханы. Пылью развеялись цветущие сады. Одни лишь колонны остались стоять посреди седой пустыни, словно скелет гигантского зверя.

Между его рёбрами на коленях застыла она, недвижимо лежал ребёнок. Чуть поодаль замер худощавый мужчина. А со всех сторон к ним приближался тёмный поток. Это были люди — злые, голодные и… неживые люди.

В следующий миг взревел ветер, и послышалось оглушительное хлопанье крыльев. На головы и живых, и мертвецов пролился огненный дождь. Потонули в пламени остатки дворца и мальчик. Исчез силуэт мужчины.

Чёрная тень заслонила оба солнца. И небеса смешались с твердью земною, а вода слилась с пламенем. Пламень и тьма объяли всё вокруг. Погасли светила. Жизнь и смерть превратились в ничто.

Тлеющий серым светом купол неба накрывал собою всё вокруг подобно скорлупе гигантского яйца. На этом небе не было ни солнца, ни луны. Оно не знало ни лета, ни зимы. Оно не дарило ни дня, ни ночи. И только город, распростёршийся внизу, отражаясь от неба, создавал болезненную иллюзию бесконечности.

Сотни башен облепили землю. Чёрные щупальца лиан опутали неотличимые друг от друга строения. Лианы были мертвы, дома — опустошены. Мириады окон смотрели пустыми глазами ослепшей цивилизации.

Это был невообразимый, нереальный мир, какого он никогда не видел. И пролетая над городом, он чувствовал, как истощаются его собственные силы. Но он был там, где должен быть. Он слышал зов и он откликнулся.

Среди безликих башен, между потухших сердец сияла крохотная искорка.