— Ну, господа, за удачу!

Все дружно выпили, и только потом штабс-капитан, сидевший напротив есаула, поправив щегольское пенсне, ехидно заметил:

— А вы что, позвольте спросить, сомневаетесь?

— Никаких сомнений! — коротко отрубил есаул. — А пью, щоб щабли не брали, щоб кули не миналы, головоньки наши!

Слова украинской песни прозвучали странным диссонансом, и в наступившей на минуту тишине въедливый штабс-капитан, обращаясь уже ко всем, поинтересовался:

— А все-таки, господа, что вы думаете?

— Что тут думать, — бросил кто-то с дальнего конца. — Порубаем красную сволочь по мере возможности и назад!

За столом враз загалдели, и в общем гаме Шурка улавливал только отдельные реплики вроде:

— А вдруг повезет!

— Мужики поддержат!

— И не надейтесь!

Внезапно сиднем сидевший во главе стола атаман треснул кулаком так, что остаток истаявшего сахара плюхнулся прямо в спирт, и рявкнул:

— Тихо, господа! Как бы там ни было, мы пойдем! В конце-концов, это наш долг!

— Конечно, — немедленно согласился есаул и зло добавил: — Иначе эти полячишки нас и кормить не будут.

К величайшему Шуркиному удивлению, только что буквально взорвавшийся атаман каким-то упавшим голосом возразил:

— Не надо, господа, не надо, прошу вас… Так сложились обстоятельства. Это политика, господа…

— А, какая власть, такая и политика! — махнул рукой есаул и подытожил: — Красные сюда свои банды шлют, поляки в ответ туда, а шашкой размахивать, господа, приходится нам…

— Но тогда зачем вы идете?

Порядком захмелевший штабс-капитан приподнялся за столом и пьяно уставился на есаула через стекла съехавшего набок пенсне. В свою очередь есаул, обведя всех тяжелым взглядом, отчеканил:

— Я, господа, привык без затей. Да, я иду. Зачем? Да хотя бы, для того чтобы порубить десяток комиссарствующих жидов!

Слова есаула враз перекрыл одобрительный гул общей ругани, поминавшей уж совсем по-простому евреев, комиссаров, ЧК, а заодно и поляков вкупе с прочими иноверцами. Шурка тоже хотел вмешаться, но как раз в этот момент в комнате появился до этого где-то пропадавший адъютант и без всякой субординации, обратившись прямо к Яницкому, сообщил:

— Господин поручик, вас там какой-то пан добивается.

— Где он? — как бы стряхивая наваждение, Шурка помотал головой.

— Я его с казаком к вам на квартиру отправил, пусть там ждет…

За столом как раз собирались разливать пунш, и Шурка, испросив взглядом разрешения атамана, незаметно покинул застолье. К вящему удивлению поручика, на квартире его ждал не капитан Вавер, как было предположил Яницкий, а неожиданно возвратившийся из Парижа полковник Чеботарев.

Он, видимо, только что зашел в дом и теперь с интересом осматривался. В комнате было две железных кровати, стол и лавка, покрытая домотканым половиком. Еще в красном углу перед иконами в окладах из фольги теплилась лампадка, да попахивала керосином стоявшая посреди стола семилинейная лампа.

Увидев Шурку, полковник, словно они расстались час назад, помахал ему рукой и кивнул на обстановку:

— Что, это тебе не Варшавские апартаменты?

— Но и не охотничья фанза… — в тон ему отозвался Шурка.

— Ну, там хоть мух нет, — сразу возразил Чеботарев.

Мух действительно была пропасть. Шурка немедленно снял с изголовья полотенце, украшенное красными вышитыми петухами, и принялся махать им по всем углам. Полковник, помогая ему, тоже замахал фуражкой, и через минуту-две темное мушиное облако как бы растворилось в оконном проеме.

Шурка сразу же прикрыл створки, накинул для надежности крючки рамы и повернулся к Чеботареву:

— С возвращением вас!

— Да уж… — Полковник опустился на лавку и показал на вторую кровать. — Напарник скоро заявится?

— А я сам, хозяева на сеновал перебрались, так что, если что, коечка в вашем распоряжении.

— Вот это кстати… — Чеботарев расстегнул воротник рубахи и деловито спросил: — Значит, ты с ними?

— Да, — коротко ответил Шурка.

— Ну и дурак, — добродушно заметил Чеботарев.

Шурке вспомнился недавний шум за столом, и он нахмурился.

— Не отговаривайте, господин полковник, потому как, если есть хоть малейший шанс, я все равно пойду!

— Знаю, что пойдешь… — Чеботарев вздохнул и по-медвежьи заворочался на лавке. — Эх, Шурка, Шурка, если б ты только знал, какие силы во всем этом заинтересованы…

— Знаю, — Яницкий сердито вскинул голову. — Поляки. Благодетели наши…

— М-да, — Чеботарев наконец-то устроился поудобнее. — Вон Александр Освободитель хотел конституцию ввести, а его бомбой… Все говорят, в пятом году народ поднялся, а на самом деле японские деньги работали. И большевичков этих тоже деньги, только немецкие, нам подсудобили, про остальных и не говорю… А ты мне — поляки… Поляки что, так, пустое. Всему вашему рейду грош цена в базарный день. Все, что с той стороны делается, мужички в ту же «двуйку» чуть ли не каждый день доносят. Вот так-то…

Если бы Чеботарев не говорил все это с такой грустью, за которой угадывалось точное знание, может быть, Шурка б и сорвался, но именно интонации полковника заставили поручика тихо сказать:

— И все равно, я не могу отказаться…

— А отказываться, Шурик, не надо. Я знал, что ты пойдешь, потому и торопился.

— Что, есть дело? — оживился Яницкий.

— Есть, — Чеботарев отодвинул в сторону мешавшую ему керосиновую лампу. — Отряд ваш красные, так или иначе, расколотят, поэтому ты удерешь раньше…

— Как тогда, в Маньчжурии? — напомнил Яницкий.

— Именно, — улыбнулся Чеботарев. — Пиджачок свой на толстовочку сменишь, и упаси тебя бог форму напяливать. Тебе в штатском будет способнее. Купишь билетик и ту-ту… В поезде у народа язык развязывается, а еще лучше в пивной у нужного места посидеть, послушать… Поверь мне, и расспрашивать никого не надо будет. Так информацию соберешь и — обратно. А вдруг сцапают, так я тебе легенду приготовил.

— Это какую же? — заинтересовался Шурка.

— Ты, альфонс варшавский, застрял в Одессе… Ты ж вроде жил там одно время, так? — уточнил Чеботарев.

— Так, — подтвердил Шурка.

— Ну вот, документы тебе сделал Яков Гринблат, а встречался ты с ним в заведении Яшки Либермана.

— А цель-то какая? — усмехнулся Шурка.

— О, цель это главное… — Чеботарев многозначительно поднял палец. — Пробираешься ты в одно имение под Елабугой. Там хозяйка золотишко припрятала. Это, брат ты мой, сработает…

— Так за ним же и полезут!