- Нет…

- Вот именно. Ещё бы ты не чахла. Ты ведь теперь, как цветок без солнца… Потерпи, потерпи, Линочка. Вот Поленька чуть подрастёт, и ты от неё столько любви получишь! Я тебе точно говорю.

- Златка, спасибо тебе, - вздохнула Ангелина, - вот поговорю с тобой, и легче жить становится. Может, я и вправду не самая плохая мать? Может, я всё-таки полюблю Полечку?

- Конечно, полюбишь. Обязательно, - не терпящим возражений голосом согласилась Злата. – И чтоб про плохую мать я больше не слышала. Вот увидишь, скоро всё наладится, и тебе самой будет удивительно, с чего это ты вдруг так расклеилась сейчас… И вообще, я сейчас Саше позвоню и нажалуюсь ей на тебя. Мы с Иришкой далеко, зато Александра близко. И она вмиг примчится тебе помогать…

- Не надо, - уже совсем весело засмеялась Ангелина, - мне и вправду уже гораздо легче. А Ляксандре пока не до меня. Пусть она хоть немного о себе подумает…

Дела удалось закончить раньше, чем она ожидала, и около трёх довольная Саша уже припарковала машину у дома, предвкушая тихий отдых с книгой и только что купленными мандаринами в придачу.

У подъезда, двумя левыми колёсами забравшись на тротуар, стояла «скорая». Саша встревоженно обогнула её и шагнула было внутрь подъезда, но пройти не смогла, посторонилась, давая дорогу бригаде с носилками. Посторонилась и ахнула, потому что на них, бледная, с отливом в серый цвет, лежала Нелли Геннадиевна, их подъездная сплетница.

- Господи, Нелли Геннадиевна, что, что с вами? – бросилась за носилками Саша. Её стало очень страшно и снова вспомнились так странно погибшие Олеся и Маша.

- А, Дашенька… сердце… прихватило… - прошелестела та так тихо, что Александра еле услышала. – Как хорошо, что ты… что тебя… встретили. Не оставляй меня, пожалуйста. Со мной… Со мной в больницу… Прошу.

Голос её прерывался и дрожал. Саша вопросительно посмотрела на врача или фельдшера:

- Можно?

- А вы ей кто? – поинтересовался тот, впрочем, без особого интереса в голосе.

- Племянница, - неожиданно для себя уверенно соврала Саша.

- Да… да… - снова прошептала больная, - пожалуйста, доктор, пусть она… со мной…

- Ладно, только не мешайте.

- Конечно, конечно, - пообещала Саша и забралась внутрь автомобиля, устроившись там, куда указал врач.

Дверцы захлопнули, взвыла сирена, и машина затряслась по ямам их давно не асфальтированного двора. Проведя все необходимые манипуляции, доктор ободряюще похлопал больную по руке, устало закрыл глаза и затих.

Нелли Геннадиевна, тяжело, со свистом дыша, поманила Сашу. Та еле слышно шепнула:

- Не волнуйтесь, всё будет хорошо, вот увидите.

- Ты со мной… побудь… В приёмном покое… По… пожалуйста.

- Хорошо, хорошо. Обязательно. Не волнуйтесь.

- Спасибо, - попыталась улыбнуться соседка и замолчала. Саша перехватила взгляд доктора, который снова повернулся к пациентке, и вопросительно подняла брови: ну как? Тот неопределённо пожал плечами. На Александру снова накатила волна страха. Она смотрела в окно и читала про себя «Отче наш», ругая себя за то, что так и не выучила пока ни «Царю Небесный», ни девяностый псалом.

До больницы доехали быстро. В приёмном отделении было многолюдно. Каталку с Нелли Геннадиевной поставили к стене, и доктор убежал куда-то, пообещав скоро вернуться. Саша встала рядом. Соседка нашла её руку, сжала ледяными слабыми пальцами и умоляюще посмотрела на неё. Саше показалось, что та хочет что-то сказать, и она наклонилась пониже.

- Дашенька, я умираю…

- Нет, Нелли Геннадиевна, что вы! – твёрдо возразила Саша. – Мы уже в больнице, вам непременно помогут.

- Я умираю, - не слышала её больная, - и хочу… исповедоваться… Говорят, перед смертью можно любому… не только батюшке… Хорошо, что могу… тебе… Ты поймёшь… Только потом не забудь – пойди… в храм… расскажи священнику. Скажи, что я… покаялась… Ох… грех мой… грех мой страшный… Наклонись пониже, - потянула она Сашу к себе. Та наклонилась, цепенея от ужаса и величия происходящего и боясь сделать что-то не так.

- Я… я всё сделаю, Нелли Геннадиевна. Не волнуйтесь.

- У меня много… много грехов. Я не знаю как… надо исповедоваться. Всё тянула… и вот… дотянулась. А теперь… боюсь умереть, не покаявшись. Слушай, слушай… Как смогу… Ты батюшке скажи, что я всё… всё понимала и очень… всей душой раскаивалась. Во всём, что делала плохого. Что обманывала… что сплетничала… и зла желала… Господи, страшно мне как… Прости меня, Господи! Прости меня, сынок!

- Я всё передам, Нелли Геннадиевна, - Саша старалась не заплакать, - и батюшке, и сыну вашему. Его Геной ведь зовут?

- Гена… Я не про Гену… Про того… другого…

- У вас ведь ещё дочка, а не сын…

- Дочка… да… Зоя… И сын… сын… старший… сынок… Не знаю, как зовут, не знаю… Может быть, Володей… - она вдруг заговорила громче и отчётливее. – Я его отдала, отказалась от него… Давно… Дура была… Господи, какая я была дура!

Две крупные мутноватые слезы выкатились из-под её прикрытых век и заблестели на осунувшихся щеках. Саше на секунду стало неприятно. Она усилием воли заставила себя протянуть руку и аккуратно вытерла лицо соседке. Уголки рта той дёрнулись слабо, чуть заметно, будто она хотела улыбнуться и не могла.

- Ты слушай, Даша, слушай…

Саша кивнула, будто Нелли Геннадиевна могла её увидеть, и оперлась руками о края каталки. Стоять так было неудобно, скоро заныла спина, но она боялась пошевелиться или даже вздохнуть погромче, с трудом угадывая в шелестящем шёпоте соседки слова:

- Я молодая была… не хотела ребёнка… случайно получилось… Парень мой тогда в армии служил. Он из хорошей семьи, небогатой, но хорошей… У них квартира в Москве, а я из Нижнего Тагила… На «ЗИЛ»е работала, по лимиту… Володя-то любил меня очень, замуж звал, в письмах всё просил, чтобы только дождалась… А увлеклась парнем из нашего общежития... И аборт сделать опоздала… Испугалась я, что Володю потеряю, ну, и решила отказаться. Всю беременность знала, что рожу и сразу напишу отказ… Так и сделала…

Я пухленькая была, живот не слишком заметен, все думали, что просто раздобрела… А ближе к родам я отпуск взяла да уехала к подружке в Шатуру. Та как раз на море отдыхала, а мне ключ от квартиры оставила… Так что никто меня не видел… Я сына родила… Двадцатого августа шестьдесят седьмого… Крепенького… Меня все роддомом отговаривали бросать его… Да куда ж мне с ним?.. Всё равно я написала отказную… Взяли… Куда они денутся?.. Только спросили, как хочу назвать. Я сказала, что Володей. В честь парня моего… Может, так и назвали… Не знаю…

А тогда я замуж вскоре вышла, за Владимира, он как раз вернулся, Гену родила, потом дочку, Зоечку. И про мальчика того… про сына… и думать забыла… Только вот в последнее время всё он мне мерещится везде… Иду по улице, смотрю на парней и думаю: не он ли? И умирать… страшно… Сегодня сердце прихватило, рядом никого… Думала уж, что придётся доктору каяться… да Господь мне тебя послал, Дашенька…