— Расскажи, что было дальше. Это же не все? Ты ведь еще не закончил?

— Осталась самая малость, — сказал я. — Возьмем, к примеру, Майкла. Он знал, что никого не убивал… более того, знал, что твой отец был жив, когда он уходил. И, разумеется, понял, что его подставили, — особенно после того, как Бюрграве нашел эти дешевые алмазы у него в квартире. Но что он мог сделать? В результате он взял на себя ответственность за убийство, что, кроме всего прочего, говорит о его высоких моральных принципах.

Ван Зандт пренебрежительно фыркнул, как бы говоря, что моя история становится для него все менее достоверной.

— Можете фыркать сколько угодно, — ответил я ему, — но так обстояло дело. Он не нажимал на спусковой крючок и отрицал свою причастность к убийству, но чувствовал вину за случившееся. Я предполагаю, он с самого начала думал, что работа эта с душком. Может, поэтому и не тяготился тюремным заключением, считая, что получил по заслугам. Но я не верю, чтобы он не разобрался, что к чему. Ума Майклу хватало, господин Ван Зандт. Воры высшей квалификации — они все умные. Двенадцать лет в тюрьме он думал о происшедшем, складывал по крупицам в общую картину, а выйдя на свободу, думаю, первым делом проник в ваш дом неподалеку от Музейной площади. И знаете, что он там выяснил? То, что пистолет вы так и не уничтожили. Я думаю, вы просто спрятали его у себя, к тому же не очень хорошо. Трудно сказать, почему вы так поступили. Возможно, хотели держать на крючке инспектора. Но этим вы глупо подставились. Найдя пистолет, Майкл решил, что сможет переложить вину за убийство охранника на вас и инспектора Бюрграве. Он взял пистолет, а несколькими днями позже спрятал в квартире одного из членов своей прежней банды.

— Это странно, — вставила детектив-инспектор Ример. — Почему он не отнес пистолет в полицию?

— В ту самую полицию, что сфабриковала его дело?

— Допустим, он подозревал Бюрграве в нечистоплотности, но в полиции есть и другие сотрудники.

— Откровенно говоря, нет у меня, детектив-инспектор, уверенности в поголовной порядочности ваших коллег. Вы приятное исключение.

Она бесстрастно смотрела на меня.

— Вы отдадите мне пистолет?

Я пожевал нижнюю губу, посмотрел на железяку, которую держал в руке. Я уже начал к ней привыкать. Рукоятка так уютно прижималась к ладони. Но я понимал, почему Ример не нравится, что я размахиваю пистолетом перед ее носом. Как ни крути, служила она в полиции. Я повернулся к Бюрграве.

— Как я понимаю, вы не возражаете?

— Нет. — Голос звучал напряженно.

— Тогда я не вижу оснований оставлять пистолет у себя. Берите его, детектив-инспектор Ример. Я вижу, вы тоже в перчатках.

Я протянул ей пистолет, она схватила его, тут же вытащила обойму и убедилась, что нет патрона и в стволе. Потом сунула обойму в один карман шинели, а пистолет в другой.

— И второй.

— Конечно… — Я пожал плечами и жестом предложил ей взять пистолет, который ранее Карине Рейкер вытащила из сумки, а я потом положил на бетонный пол.

Ример подошла к пистолету, точно так же вытащила обойму, убедилась, что ствол пуст, рассовала все по карманам.

— Как я понимаю, вы запомнили, где чей? — осведомился я.

— Вы закончили свою историю? — спросила она.

— А вы не думаете, что при сложившихся обстоятельствах мой рассказ — нечто большее, чем история? Боюсь, мне необходимо коснуться и недавних событий. Вы позволите?

— Я слушаю.

— Хорошо. Присутствующий здесь ваш коллега инспектор Бюрграве за те двенадцать лет, что Майкл провел в тюрьме, частенько думал об украденных алмазах. Он понимал, что они где-то спрятаны. Добравшись до них, он мог выручить куда более крупную сумму, чем получил от Ван Зандта. Разумеется, — я указал на двух моих новых ангелов-хранителей, — он не мог обратиться к этим господам, потому что его интерес к ним вызвал бы ненужные вопросы. Но, возможно, он наводил справки и задействовал свои контакты в тюрьме на случай, если Майкл проговорится. Однако Майкл соблюдал предельную осторожность, разговоры шли разве что о фигурке обезьяны, которую он держал в своей камере. Возможно, Бюрграве с самого начала знал, что это за обезьяна, но если и знал, то ничего не мог поделать без трех ключей. Хранилище в Чайнатауне не подпадает под юрисдикцию полиции, а владельцы не пошли бы навстречу инспектору, желающему заглянуть в одну из депозитных ячеек, да еще так, чтобы в полицейском участке об этом не узнали. В общем, Бюрграве не мог добраться до статуэтки Майкла, пока тот не выйдет на свободу. Ирония судьбы — Майкл нашел самое безопасное место для хранения своего ключа.

Я самодовольно усмехнулся и пожал плечами, чтобы еще больше позлить Бюрграве. Но, может, зря, потому что его и так трясло. Будь мы одни, он бы уже накинулся на меня с кулаками.

— Вам, инспектор, ничего не оставалось, как работать в полиции все эти двенадцать лет, при всяком удобном случае нарушая закон ради получения дополнительного приработка. Но вот наконец Майкла освободили. С этого момента, полагаю, вы держали его под наблюдением: выяснили, где он снял квартиру, следили за женщиной, с которой он встречался. Однажды вечером вы увидели Майкла, обедающего в «Кафе де Брюг» с теми самыми мужчинами, в компании с которыми двенадцатью годами раньше он украл алмазы. Не знаю точно, как все происходило, но, возможно, вы увидели, как они втроем покинули кафе, и последовали за ними. Вы, вероятно, видели, как они втроем вошли в дом, но через короткое время эти двое вышли, и вы решили — вот шанс, ведь другого могло уже и не представиться.

Я замолчал в надежде услышать комментарии, но инспектор не произнес ни слова. Наверное, от злости перехватило горло. Лицо Бюрграве побагровело, вены на шее вздулись, в уголках рта блестела слюна, руки тряслись. Он приподнялся на носках, словно готовился броситься на меня.

— Вы вошли в дом, потом в квартиру Майкла и, возможно, застали его врасплох. Но в любом случае разговор не получился таким, как вам хотелось. Майкл отказался говорить об алмазах и, подозреваю, дал понять, что располагает вещественными уликами, изобличающими вас в убийстве Роберта Волкерса. Тогда вы вышли из себя и набросились на него. Вам так хотелось узнать, где находятся алмазы, но Майкл молчал. И в результате ваше поведение совершенно перестало соответствовать образу примерного сотрудника амстердам-амстелландской полиции.

— Ты об этом пожалеешь. — Голос Бюрграве дрожал. — Эти слова дорого тебе обойдутся.

— Тщетность ваших усилий злила вас все больше. Вы сломали Майклу несколько пальцев, словно заурядный бандит, но все равно ничего не смогли добиться. Майкл провел за решеткой долгих двенадцать лет и не собирался отдавать алмазы человеку, который подставил его, а потом упрятал в тюрьму. Не исключаю, что он сказал вам об этом, меня бы это не удивило. И что вам оставалось делать? Вы же не могли потащить его в участок со сломанными пальцами, чтобы предъявить еще какие-то ложные обвинения, и не могли позволить исчезнуть с алмазами. — Я пожал плечами. — Вот вы его и убили! Точнее будет сказать, вы решили, что он мертв.