— А какие отношения тебя связывают с Анной? — прочистив горло, спросила мама.

— Именно те, о которых вы думаете.

— А сколько тебе тогда было лет?

— Почти девятнадцать, — ответил я. — И знаешь, мама, это была исключительно моя инициатива.

Мы зашли в туалет, поскольку мне срочно нужно было высморкаться и вытереть слезы. Сара протянула мне бумажный носовой платок.

— Мне следовало бы догадаться, когда я узнала, что у них отключен телефон. Ты сказала, они продали дом.

— Я сказала, что дом продан. Мы с Дэвидом выставили его на продажу, как только завещание вступило в законную силу.

Наклонившись вперед, я оперлась на столешницу со встроенной раковиной.

— Что с ними произошло?

— У папы случился еще один сердечный приступ.

— Когда?

— Через две недели после авиакатастрофы.

— А с мамой? — сквозь слезы спросила я.

— Рак яичников. Она умерла год назад.

Дэвид что-то прокричал в полуоткрытую дверь туалета. Сара на секунду высунула голову, потом снова подошла ко мне:

— Сюда направляются репортеры. Если не хочешь с ними столкнуться, надо поскорей убираться.

Я покачала головой. Сара захватила для меня пальто и сапоги на меху. Я быстренько переоделась, и мы — преследуемые репортерами — поспешили на автостоянку. И я вдохнула запах снега и выхлопных газов.

— А где ребятишки? — спросила я, когда мы открыли дверь квартиры. Мне не терпелось поскорее обнять Джо и Хлою.

— Мы отвезли их к родителям Дэвида. Заберу их завтра. Они уже ждут не дождутся, когда смогут тебя увидеть.

— Что будешь есть? — спросил Дэвид.

Но у меня вдруг скрутило живот. Я предвкушала настоящее пиршество, а вот теперь о еде даже думать не могла.

Наверное, Дэвид что-то почувствовал, так как не стал настаивать, а только сказал:

— А что, если я быстренько сгоняю за рогаликами и ты поешь, когда созреешь?

— Это было бы просто чудесно. Спасибо, Дэвид, — ответила я, сняв пальто и сапоги.

— Твоя одежда вся здесь, — улыбнулась Сара. — Когда Джон нам ее отдал, я повесила все в шкаф в гостевой спальне. Твои украшения, туфли и кое-что еще тоже там. У меня не хватило моральных сил избавиться от твоих вещей.

Я проследовала за Сарой по коридору в гостевую спальню. Она открыла дверцы шкафа, и я уставилась на свою одежду. Она аккуратно висела на плечиках, что-то — не менее аккуратно — было сложено на верхней полке. Мое внимание привлек голубой кашемировый свитер. Я осторожно потрогала рукав, удивившись давно забытому ощущению мягкой шерсти под пальцами.

— Может, сперва хочешь принять душ? — спросила Сара.

— Да, — ответила я, выбрав серые спортивные штаны для занятий йогой и белую футболку с длинными рукавами.

Голубой свитер я тоже достала с полки. В комоде в углу комнаты лежали мои носки, бюстгальтеры и трусики. Я прошла в ванную и долго стояла под душем.

Вся одежда на мне болталась, но это была моя одежда — привычная и уютная.

— Стефани уже едет, — протянув мне кружку кофе, сообщила Сара, когда я наконец села на диван в гостиной.

Услышав имя своей лучшей подруги, я не могла сдержать улыбки.

— Страшно хочу ее увидеть. — Я глотнула кофе и поняла, что Сара добавила туда алкоголь. — Неужели «Бейлис»?

— Я решила, что немножко спиртного тебе не повредит.

— Хорошо. Но больше не надо. У меня и так несколько последних дней голова кругом идет, — сказала я и, взяв горячую кружку обеими руками, спросила: — А как мама справлялась после смерти папы?

— Нормально. Она отказалась продать дом, так что Дэвиду пришлось взять на себя уход за двором. Мы наняли человека расчищать от снега подъездную дорожку и тротуар. И очень старались, чтобы она не чувствовала себя одинокой.

— А насколько тяжело протекало заболевание?

— Очень тяжело. Но она боролась из последних сил. До самого конца.

— Она умерла в хосписе?

— Нет. В своей постели. Как и хотела.

К тому времени, когда мы допили кофе, вернулся Дэвид с рогаликами, и Сара заставила меня поесть.

— Ты такая худая, — сказала она, решительно намазав на мой рогалик сливочный сыр.

Покончив с едой, мы вернулись на диван. Сара включила стереосистему, нашла радиостанцию с классическим роком и налила мне еще кофе, но уже без «Бейлиса». К нам присоединился Дэвид, и они начали расспрашивать меня об острове.

И я выложила им все без утайки. Услышав, что мы с Ти Джеем чуть не умерли от обезвоживания, Сара расплакалась. А мои слова о том, что над нами два раза пролетали самолеты, буквально потрясли ее. Так же как, впрочем, и рассказ об акуле, Боунсе и, конечно, о цунами.

— Сколько же всего вам пришлось пережить! — воскликнула Сара.

— Ну, мы мало-помалу привыкли. Хотя ближе к концу стало совсем невмоготу. Не знаю, как долго мы еще продержались бы.

Сара протянула мне шерстяной плед, и я с наслаждением накрыла ноги.

— Не ожидала увидеть Джона в аэропорту, — бросила я.

— Я позвонила ему. Он был совершенно раздавлен, когда разбился ваш самолет, и действительно безумно обрадовался, узнав от меня, что ты жива.

— А я-то думала, он давным-давно переехал. Может, даже успел жениться.

— Нет. Правда, одно время с кем-то встречался. Но, насколько мне известно, сейчас он все еще один.

— Надо же!

— А что ты решила относительно его?

— Сара, он не тот, с кем я хотела бы жить. Не знаю, как все обернулось бы, если бы мой самолет не разбился, но в результате у меня оказалось более чем достаточно времени, чтобы подумать о том, какой человек мне на самом деле нужен. И это явно не он, — покачала я головой.

— Ты теперь с Ти Джеем? — спросила Сара.

— Да. А тебя это удивляет?

— С учетом сложившихся обстоятельств? Нет. А сколько ему лет?

— Двадцать.

— А сколько было, когда все началось?

— Почти девятнадцать.

— Ты любишь его?

— Да.

— Я видела, как он на тебя смотрел. Как успокаивал тебя в аэропорту. Он тоже тебя любит, — сказала Сара.

— Действительно любит, — поставив пустую кружку на кофейный столик, кивнула я.

Но тут в дверь позвонили, Сара вышла в прихожую, я — за ней. С замиранием сердца я следила за тем, как Сара смотрит в глазок и открывает дверь. На пороге с мокрым от слез лицом стояла Стефани. Я бросилась ей на шею, не в силах выразить словами, какое это счастье — снова увидеть свою любимую подругу.