Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А куда делся салон рядом с просцениумом?
– Эта комната была аннулирована во время реставрации, – со спокойным достоинством отвечает старик аттендент.
Фюрер доволен.
– Обратите внимание, как хорошо я знаю планировку этого дворца.
Кивок адъютанту Брюкнеру. Тот достает из кошелька пятьсот рейхсмарок, протягивает экскурсоводу. Француз вежливо, но твердо отказывается.
Самое страшное в нас, что мы похожи на людей.
О, это его притоптывание зеркальным сапогом. Так притоптывал дирижер на вагнеровских фестивалях. О, эти глаза фюрера, когда оркестр подымал паруса во вступлении к „Летучему голландцу“ и маленький бледный Йозеф[64]глядел исподлобья на красивую крупную Магду и брал ее руку в свою.
Ведь, в сущности, Адольф был постановщиком грандиозной оперы. Пурпурные знамена со свастиками и орлами. „Ледяной дворец“ из прожекторных лучей, сотворенный Альбертом Шпеером на нюрнбергском партийном съезде, черная эсэсовская униформа с костями, красный снег Сталинграда и сумерки богов в финале.
Все дело в гордыне. В прологе на небесах в гётевском „Фаусте“ Мефистофель сравнивает человека с кузнечиком, который высоко прыгает, а затем падает в лужу. Адольф не мог смириться со своим физическим и духовным ничтожеством. А ведь именно в смирении смысл мудрости. ЧТО мы, как не жалкий бульон из химикатов, замешанный на шестидесяти процентах воды. Жалкое облачко души, таскающее на себе труп.
Неужели эти шесть миллионов всего лишь болезненный результат вытесненной сексуальности некрасивого, золотушного подростка? У меня нет ответа на вопрос о человеческой жестокости. Я видел собственными глазами доктора философии в униформе СС. Он выстрелил другому доктору философии в лицо. Ему не понравился взгляд этого человека.
Мне снится иногда, что я всадник Атиллы и жру сырое вонючее мясо, которое храню у себя под седлом. Близость к животному и отдаленность от него делают человека загадкой.
Ведь, в сущности, поначалу он говорил правильные слова:
– Обновление следует искать в национальной душе Германии.
Он возмущался эрозией морали в больших городах. Он говорил о болезнях цивилизации, охвативших биологическую субстанцию нации.
– Крестьянство и фермерство – вот что должно оздоровить нас.
Гитлер взывал к идеалам моего поколения, и я заложил ему свою душу, как Фауст Мефистофелю.
Он приходит ко мне ночами. Адольф. Стоит в углу и молчит. В тирольской шляпе с пером, с поднятым воротником вельветовой куртки. Таким я видел его в последний раз в Бергхофе в 1944-м. Вчера ночью кто-то развернул передо мной глянцевый рулон. Оттуда, из глубины черного экрана, трагически глядит он. Жизнь его в последние годы была адом. Он постоянно говорил об агонии бессонницы. Лишь несколько часов утреннего полузабытья. Постоянный тяжелейший стресс. И это отразилось на принимаемых им решениях.
Неужели внутри у него вместо души была черная дыра? Он был чрезвычайно страстной художественной натурой. Он был слишком страстным, чтобы оставаться на почве реальности. Его архитектурные и военные идеи были манифестацией мегаломании. Как и лагеря уничтожения. Он жил в мире снов и загнал в этот мир Германию. Евреи для него тоже были абстракцией. Он никогда не бывал в лагерях уничтожения. Для него Освенцим был отвлеченной статистикой.
Только что был на выставке нацистского плаката. Рожь, васильки, голубое небо. Посреди этой красы – рыжеволосая, белотелая Гретхен, а на ней существо с крысиным профилем, еврейский Квазимодо, е… возлюбленную Германию.
Он убедил немцев: эти шесть миллионов евреев – шесть миллионов крыс, шесть миллионов тараканов.
В 1923 году профессор Эуген Фишер в содружестве с профессором Эрвином Бауэром, тогдашним директором Института имени кайзера Вильгельма, опубликовал двухтомный труд „Наука о наследственности и гигиена расы“. За короткое время разошлись два тиража этой книги. Один экземпляр попал в руки Адольфа Гитлера, который после неудачного путча в Мюнхене отсиживал срок в крепости Ландсберг. Тут-то он и познакомился с мыслями светил антропологии и генетики: „Нордическая раса в силу своих умственных и духовных качеств шествует во главе человечества“.
Он был верхогляд. Он никогда не научился никакой профессии и оставался дилетантом во всех сферах. Ему было чуждо ощущение сложности больших задач. Неотягощенный стандартными идеями, его ум прибегал к неординарным методам. Победы первых лет войны следует отнести за счет незнания Гитлером правил игры, дилетантского вдохновения, склонности к диким решениям, нахальства.
То была диктатура самоуверенных дилетантов. Он назначил виноторговца министром иностранных дел, партийного философа – гаулейтером восточных провинций, пилота Первой мировой войны – руководителем экономики. У большинства партийных лидеров не было достаточного образования. Из пятидесяти рейхслейтеров и гаулейтеров только у десяти было университетское образование. Благодаря всеобщему дилетантству упускались из виду простейшие вещи.
Мы фактически дошли до Терека, не встретив никакого сопротивления. Но танки дальше не двинулись: кончились боеприпасы. Линии снабжения и коммуникации были чудовищно растянуты и не поспевали за движением боевых машин. С фюрером невозможно было обсуждать эти вопросы. У него не было элементарных знаний в области логистики. Импровизирующее правительство дилетантов во главе с импульсивным дилетантом.
Но они сделали жизнь увлекательной. Они придали ей смысл и идею. Посмотрите на эту американскую шваль, на это отребье неясной расы, на этих дегенератов из гетто, достойных только Освенцима. Они грязные изнутри и снаружи. Уродовать стены граффити, жрать и е…ся. Посмотрите на этот средний класс. У этих одна одержимость – бакс. Эти кики-каки из пригородов.
Мы презирали филистера. Гитлер и Геббельс позвали нас на штурм неба. Дайте мне одну эсэсовскую дивизию, и я наведу порядок в американских гетто.
Это было что-то неземное, что двигало самым цивилизованным из всех цивилизованных народов, парализовавшее нравственное чувство гениальной нации. Недаром Гераклит утверждал: „Войны, которые столь ужасны для людей, приятны для богов“. Ни одно кровопролитие в истории не происходит без внушения потусторонних кровопийц. Кровавые жертвоприношения питают собою демонов. Они делают людей своими орудиями.
Немцы извечно ненавидели евреев. Гитлер был пророком этой ненависти. Он только выразил германское сокровенное, что есть, например, в сказках братьев Гримм.
Но почему русские ненавидят евреев? У них тоже есть пророки антисемитизма – Гоголь и Достоевский. Этому белокурому человеку весьма пошел бы эсэсовский мундир.
Почему французы ненавидят евреев, и поляки, и американские „рэд нэки“, англосаксы?
То была банальная история одной карьеры. Мы убили миллионы исключительно из карьерных соображений. Поймите, кто был я. Сын бедного клерка из Потсдама. Нищета, пятеро детей, безнадежность. Но вот пришли они и сказали: