Я оглянулась, чтобы удостовериться, что никто не слышит опасные речи.

– Ко всему этому император добавил смертельное оскорбление, убив мою мать, избранную народом Люмины. – Голос Нивени дрогнул. – Неудивительно, что люди взбунтовались. Мы лишены гражданских прав, а теперь нас лишили даже иллюзии выбора вождей. И теперь я должна объявить им, что все это не имеет значения?

– Не знаю, что ты можешь им сказать, – медленно проговорила я. – Но знаю одно: ты – единственная, кто может их спасти. Император безжалостен, Нивени. Он скорее уничтожит планету, чем позволит ей отколоться от империи.

– Он попытается уничтожить… – Глаза девушки странно заблестели. – Даже если я помогу императору, ничто не помешает ему вернуть меня в Хризантему и убить. Или стереть мою планету с лица вселенной, когда люди меньше всего будут этого ожидать. Сейчас же мы находимся в сильной позиции. Если мы уйдем, другие планеты последуют за нами и будут сражаться на нашей стороне. В общем, мне нет причин помогать твоему любимому Тайрусу. Напротив, мне следует сказать тебе кое-что. Я не верю в гелионизм! По-моему, все его постулаты – полный бред! – с вызовом выкрикнула Нивени.

Я вновь оглянулась на Гелиосферу, в страхе, что нас подслушает какой-нибудь наемник Домитрианов.

– Я не верю, что космос – это живое божественное начало, создавшее нас, – рявкнула Нивени. – Космос – всего лишь пустота, объект, который наравне с нами был создан Богом. В этой вере вырастила меня моя мама. – Ее лицо болезненно сморщилось. – Я не слишком-то ее слушала. Ах, если бы я только могла вернуться назад… – Ее голос задрожал, она часто задышала, стараясь успокоиться. – Сидония, что бы мы ни делали в Хризантеме, на какие бы вечеринки ни ходили, какие бы наряды ни напяливали, сколько бы денег ты мне ни дала – я вовсе не грандесса. Не такая, как ты. Я родилась не в космосе и не пользуюсь благоволением империи. Я – одна из них, из излишних, – Нивени словно выплюнула это слово мне в лицо.

Только тут до меня дошло, что наименование, которое я слышала множество раз и сама бездумно повторяла, было оскорблением. Излишние. Оно подразумевало, что подавляющая часть человеческих существ была бесполезным балластом.

– Не знаю, поверишь ты или нет, – тихо пробормотала я, – но мне безразлично, еретичка ты или верующая. Совершенно безразлично.

Наверное, это был не тот ответ, который она хотела услышать.

– Две недели назад, – произнесла она с горькой улыбкой, – мне было бы лестно, скажи ты такое. Я бы вообразила, что грандесса признала меня за равную. Мне так этого хотелось. Я злилась на мать. – Губы Нивени искривились. – И все недоумевала, зачем она бросила вызов сенатору фон Пасусу. Теперь я поняла, зачем. Я поняла, что моя мать – настоящая героиня. И собираюсь стать такой, какой ей хотелось бы меня видеть.

И не говоря больше ни слова, Нивени ушла. Мне стало тошно. Я не ожидала, что она отвергнет нашу помощь. Можно ли было теперь на нее рассчитывать? Этого я не знала. Нивени слишком рассердилась, слишком глубоко погрязла в своем горе, чтобы быть предсказуемым игроком в столь сложной игре.

На подлете к Люмине нам пришлось затормозить, чтобы обойти стороной пятно злокачественного пространства, образовавшегося после взрыва звездолета несколько лет назад. Тайрус отправился к самому большому иллюминатору «Александрии», чтобы увидеть пятно своими глазами. Я присоединилась. Было любопытно, чего же так боятся люди.

Зрелище меня удивило. Так называемое злокачественное пространство походило на полосу света среди межзвездного мрака. Как я ни пыталась убедить себя, что передо мной нечто ужасное, видела только яркую ленту, напоминавшую солнечный протуберанец. Я сказала об этом Тайрусу.

– Внешность обманчива, – заметил он. – Свет, говоришь? Этот свет отнюдь не исходит от самого злокачественного пространства. Это светится водород, оставшийся от разорванных им звезд. Можно сказать, что разрыв пространства поглощает, затягивает в себя материю. Мы наблюдаем умирание данной солнечной системы. Вот чего страшатся люминарцы. Их планета находится всего лишь в трех световых годах отсюда. А мы продолжаем использовать те же самые двигатели, что и тысячи лет назад. Только теперь позабыли даже принципы их работы. Перед тобой результат нашего невежества: проблема, которую мы не в состоянии разрешить.

Я вновь уставилась на мертвую щель, образовавшую виртуальную рану в космосе, на световую ленту с бледно-лиловыми краями и, кажется, почувствовала в ней нечто угрожающее. Я поняла, что смотрю на само забвение.

– Мы совершенствуем наши химические пороки и ритуалы поклонения звездам, – продолжил Тайрус. – Звездолеты взрываются все чаще и чаще, а мы просто закрываем на это глаза. Грандство будет игнорировать происходящее до тех пор, пока еще есть куда бежать, а потом злокачественное пространство поглотит весь космос. В каком-то смысле, – в голосе принца зазвучали едкие нотки, – мы это заслужили. Но почему должны страдать все остальные? Если я могу это остановить, значит, я должен это сделать. – Он отвернулся от иллюминатора, и на его лбу запульсировала жилка. – С меня хватит, насмотрелся. Ты еще не передумала насчет спарринга?

– А ты что, уже оправился от первого боя? – спросила я, удивленная его упорством.

– Просто хочется отвлечься.

Когда мы сражались с ним в первый раз, я держала руки за спиной. Однако быстро поняла, что надо было заодно и ноги связать. Тайрус двигался довольно быстро для обыкновенного человека. Меня даже удивила сила его ударов. Пропусти я хоть один – без сомнения, потеряла бы равновесие. Затем я с разворота двинула его в грудь. Затрещали кости. Тайрус пролетел через всю комнату и с отвратительным чваканьем врезался в стену. Несколько секунд он лежал, судорожно хватая ртом воздух и держась за ребра, потом среагировали робомедики и окружили его плотным строем.

Я же буквально окаменела и пришла в себя только при виде робомедиков.

– Ваша светлость! – растолкав машины, я кинулась к Тайрусу.

Я же знала, знала, что именно этим все и закончится. Как я могла согласиться на подобный идиотизм?

Когда робомедики провентилировали легкое и зафиксировали ребра, так что Тайрус смог говорить, он сел и сплюнул кровь, уставившись на меня, затем вытер рот тыльной стороной ладони и сказал:

– Ты потрясающая!

– Чего? – ошеломленно пролепетала я, в ужасе ожидая гневного продолжения, но в его голосе было только чистое обожание.

– Нет, я понимаю: грубая сила, скорость… Но где ты выучилась этим приемам?

Я помрачнела. Обычно я избегала любых расспросов о жизни в коррале, но раз уж он чуть не умер от моей руки, наверное, следовало ему ответить.

– Меня обучали с визуальными вспомогательными средствами.

– Что это значит?

Тайрус приподнялся, поморщившись. Робомедики все еще ползали по нему, словно крупные жуки, обрабатывая ушибы, оставшиеся после полета через всю комнату.