Может быть, Элен была не так уж неправа в своем опрометчивом диагнозе, и, возможно, обнаружение опухоли мозга было не самым плохим, что со мной могло случиться. Во всяком случае, это могло мне служить оправданием перед самим собой, а может быть, мне повезет и, обратившись к специалисту по таким болезням, я за пару часов в операционной снова буду в порядке. Если только выберусь отсюда. Такой ход мыслей был куда приятнее, чем представлять себе, что до конца жизни я буду находиться в закрытой психиатрической лечебнице.

— Пошли, — Юдифь явно заметила мое излишнее возбуждение. Улыбка исчезла с ее лица, она отстранилась от меня на расстояние вытянутой руки и жестом показала, что нам следует пойти за Элен в хранилище документов. — Это не то место, где можно оставаться хоть на одну лишнюю секунду своей жизни. Кроме того, нам же надо искать выход.

Даже не оглядываясь, чтобы убедиться, что я последовал за ней, она вошла в следующее помещение, а я помедлил еще несколько мгновений, чтобы окончательно овладеть собой, дабы не начинать снова конфронтацию с Элен и ее теориями, а затем пересек зал и вошел в хранилище, которое, как я заметил с первого же взгляда, было не меньше по размеру, чем Исследовательская коллекция № 1, а может быть, и такое же. Множество зарешеченных лампочек освещали молочно-белым светом многометровые металлические стеллажи и, как мне показалось, тысячи черно-серых скоросшивателей, брошюр и коричневых папок, которыми помещение было заполнено до отказа. Некоторые папки казались очень старыми и такими захватанными, что их залепили скотчем. Множество пожелтевших папок были связаны тесьмой в стопки и располагались на двух из примерно пятидесяти стеллажей. И чем дальше я проходил в этот огромный зал, тем больше я видел папок с документами в хорошем, нетронутом состоянии, на которых значились бесконечные цифровые коды. Некоторые производили впечатление только что поставленных здесь.

Это помещение тоже производило впечатление слишком чистого для находящегося в заброшенном подвале, хотя и не было таким стерильным, как зал, в котором мы были перед этим. Но тонны бумаги, хранящиеся здесь, впитали всю влагу из воздуха, и он казался невероятно сухим. Он царапал мне горло, у меня чесалось в носу и щипало в глазах. Жажда, которая мучила меня уже давно, достигла такого уровня, что причиняла почти физическую боль, а сухой воздух все больше раздувал огонь боли, который все еще бушевал у меня во лбу. Я начал беспокойно искать какого-нибудь прохода дальше, какого-нибудь выхода, которого жаждала моя душа и который я смутно надеялся обнаружить здесь, когда я убеждал Элен вернуться к последней развилке перед Анатомической коллекцией II и пойти в направлении противоположном тому, которым нас вынудил пойти Карл. Но я искал напрасно. Куда бы я ни обращал свой взор, я не видел ничего, кроме бумаг, папок и еще бумаг, уставленных и разложенных на стеллажах, которые с годами слегка прогнулись вниз под их тяжестью.

Но зато я заметил нечто другое, чего я не заметил, когда вошел в хранилище: недалеко от входа находился скромный, но крепкий маленький письменный стол, на котором стояла дополнительная лампа на регулируемой телескопической подставке. В ней горела одна-единственная, но очень яркая лампа. Рядом с ней стоял современный плоскоэкранный монитор, а в ногах у Элен, которая как раз только что заняла место за этим столом, располагался небольшой современный персональный компьютер, размером не больше «косметички». Она как раз запустила баснословно дорогой суперсовременный процессор и начала попеременно нервно нажимать на кнопочки, разумеется, беспроводной клавиатуры и беспроводной мыши, водя ее по коврику.

Не веря своим глазам, я встал рядом с Юдифью, которая уже стояла за спиной Элен и напряженно смотрела ей через плечо. Если еще нужны мне были какие-то доказательства, что эти помещения использовались до сегодняшнего дня, то вот оно стояло передо мной в виде такого аккуратного современного компьютера, о котором я даже не мог мечтать. Несколько жестких дисков обеспечивали такую емкость памяти, которую не могли бы обеспечить все четыре раздолбанных мною за прошедшие годы компьютера, вместе взятые. Разрешение цветной фотографии, которая исполняла роль заставки на рабочем столе и изображала крепость Грайсфельдена под сияющим голубым небом, было просто феноменальным — я прямо чувствовал, что стоит мне протянуть руку, я мог бы потрогать все постройки, изображенные на снимке, как игрушки. Не было видно дисковода, но он и не был нужен, потому что вместо этого я заметил два проигрывателя CD-дисков, и еще добрые полдюжины плат памяти, и как минимум один беспроводной доступ в Интернет. Это устройство могло быть предметом вожделения любого хакера.

Элен быстро просмотрела содержимое жестких дисков и уверенно открыла одну папку из архива, который она быстро нашла. Нервными движениями она ввела в окно поиска, которое без ее усилий открылось рядом с главным окном, один из числовых кодов — и выскочило чье-то имя в ряду многих других. Горпель, Ганс Петер. После имени стояло число, которое ввела Элен. Я взглянул на экран скорее из желания полюбоваться на великолепное разрешение монитора, а вовсе не затем, чтобы читать фамилии, и вдруг вздрогнул, потому что в ряду фамилий, которые быстро листала Элен, я встретил свою фамилию, по крайней мере, мне так показалось.

— Стой, — потребовал я, смущенно и испуганно хватаясь за плечо врачихи. — Вернись-ка немного назад, пожалуйста. Чуть-чуть.

Элен послушалась, у меня появился привкус желчи во рту и обложило язык, как только я понял, что не ошибся. Я прочел фамилию три или четыре раза, чтобы убедиться, что ничего не перепутал, но все было напрасно: я не ошибся. Там стояла моя фамилия: Горресберг.

Горресберг, Мария, если быть точным. Имя моей матери!

Испуганный и сбитый с толку, я задержал дыхание. Как могло оказаться имя моей матери в архиве тайной исследовательской лаборатории, которая со времен Третьего рейха располагалась в подземном лабиринте под крепостью? И это еще не все: сразу под ее именем было написано имя моего отца: Рольф Горресберг. А кроме того, Элизабет и Адольф Горресберги, мои дедушка и бабушка!

Я попытался проглотить жесткий, горький комок, который образовался в моем горле в течение нескольких секунд, но еще до того, как мне это удалось и я мог вымолвить несколько слов, Элен, лицо которой немедленно словно окаменело, ввела в окно поиска фамилию Бергман, и оно сразу выскочило четыре раза в другом месте этого документа, оно находилось гораздо выше места с буквой Г, так что имена моих родителей и дедушки с бабушкой исчезли с монитора.

— Это… это моя бабушка, — прошептала докторша и кликнула по одной из фамилий. Открылось следующее окно, в котором содержались записи о женщине по имени Сусанна Бергман, женщины, которую Элен назвала своей бабушкой. Записи, сделанные на пожелтевшей бумаге и отсканированные в компьютер. Последние содержали следующую информацию:

Крепость Грайсфельден, 17.09.1958

Пациент Сусанна Бергман

Следует увеличить ежедневную дозировку опиума. Пациентка находится преимущественно в состоянии летаргии, прерываемой приступами боли, которые не полностью купируются введением опиума. Необъяснимы приступы вспышек агрессии, которые в корне отличаются от поведения остальных пациентов. Профессором Зэнгером рекомендовано прервать опыт.