- Будь осторожней, приятель. Я не скажу. На меня можно положиться. А если еще кто узнает из наших?

- Что узнает? - силился понять Игорь.

- Ну, что ты с ней? И стукнет отцу.

- Какому отцу?

- Твоему. Какому еще?

- Причем тут отец?

- Как? Она же того… Наташенька - любовница твоего папеньки. Вот я и хотел тебя предупредить - не подеритесь. Пока!

Руки, конечно, Корякин не подал, едва ли дождался бы ответного пожатия, только помахал и пошел к своей машине, чуть ли не подпрыгивая от восторга. Ловко получилось. Похоже, врезал промеж глаз. Очень все удачно вышло. От такого удара хлипкий интеллигент может заикой стать. Ну да поделом!

Игорь толком-то и не помнил, как снова оказался дома. Страшная догадка буквально оглушила его. Трясущейся рукой набрал номер телефона. Отец обрадовался его звонку.

- Что хорошего скажешь? - добродушно проговорил Василий Павлович. - Как провели время?

- Хочешь меня женить? - отрешенно спросил он.

- Давно хочу, - не стал скрывать Василий Павлович. - Как она тебе?

- Не посылай ко мне больше свою любовницу, - заявил Игорь. - Это мерзко! - и положил трубку.

Дома на кухне Валя увидела в кастрюле мясо, которое в обед бросила в воду, чтобы отмокало. Собиралась приготовить Игорю на ужин отбивные, но теперь в этом надобности не было. Вот она и взяла этот кусок мяса, чтобы вернуть в морозильник. Но только коснулась скользкой мякоти, как сильная тошнота подступила к горлу. Бросив мясо в мойку, Валя побежала в ванную и согнулась в судорожных позывах над раковиной. Потом, присев на край ванны, отдышалась, не понимая, что с ней происходит. Но тут нестерпимо захотелось соленого огурчика, прямо-таки увиделось, как откусывает и хрустко жует. Она и пошла к соседке, у которой балкон забит закатками.

Марковна угостила, конечно же, а сама подбоченилась и смотрела на побледневшее осунувшееся лицо Вали.

- Ну, чего уставилась? - сердито спросила Гвоздева.

- Любуюсь вот, - ответила женщина. - Не тошнило?

- Еще как! - поднялась с табуретки Валя. - Ладно. Проехали.

- Ой ли? Залетела ты, голубушка! Уж не знаю, радоваться или плакать, а только понесла ты, дорогуша.

Ошибиться Марковна не могла, многодетная мать. Ну что за день! Вроде не черная пятница…

Игорь со времен детства додумался, что в минуты растерянности, когда теряются ориентиры, надо задать себе простейший, как тычок в шею, вопрос. Это и будет началом выхода из любой ситуации. Главное - сбить мозги со стопора.

- Это что, конец? - спросил он себя и на этот раз.

И сам себе ответил:

- Конечно же, нет.

А раз нет, то надо действовать. Через час с небольшим он шел к деревне по колено в тумане, что лежал в низине. Осень неспешно наступала, осыпала землю желтыми листьями, будто накрывая цветастой простыней, на которую уже потом зима накинет снежное одеяло. В природе от века творилась согласная работа, как подумалось Игорю, времена года не мешали друг другу, и было досадно, что человек выбивается из общей гармонии, с каким-то необъяснимым пастырством стараясь все подогнать под свой норов и прихоти. А ведь сам и есть самый лишний, природе совершенно ненужный, она без него обошлась бы с удовольствием. И ему вести-то надо себя как в гостях, а он, непрошенный гость, хозяйничает.

На досуге надо будет подумать об этом. Вдруг и эта мысль выведет к пониманию Зла?

Зыков прошел в калитку и увидел в проеме распахнувшейся двери дома Анну Семеновну. Оказалось, она заметила его в окно на улице и теперь испуганно спрашивала:

- Что случилось? Почему один?

- Я сам… - замахал руками Игорь, очень огорчившись, что своим появлением испугал женщину. - Ни с кем… ни от кого… по личному делу.

- Гляжу - Игорь! - не могла успокоиться Анна Семеновна. - Так поздно. Не знала, что и думать. Проходи.

На улице к вечеру стало прохладно, а Игорь вышел из дома налегке, в своем неизменном льняном костюме. И вот она - сама благодать! В доме пахло печным теплом и наваристым супом, который стоял в чугунке на загнетке. Телевизор молчал, оказалось - сломался, и тишина Игорю показалась блаженством. Он почему-то очень обрадовался этой тишине и мягкому, непривычному для городского человека теплу, которым веяло от русской печи.

- Уютно у вас, - проговорил он, усаживаясь за стол, за которым когда-то хозяева обедали, отмечали праздники и обсуждали, должно быть, важные семейные вопросы. Анна Семеновна поставила посреди стола хлеб в тарелке. Но Игорь порывисто замахал руками, прося отложить ужин, потому что у него есть очень серьезный разговор. Анна Семеновна согласно кивнула и присела напротив, так что оказались они лицом к лицу и могли смотреть в глаза.

- Я не уйду, - спокойно заявил Игорь, - пока не узнаю правду. Хотя почти уверен - донес отец.

Они молчали, глядя друг на друга. И Анна Семеновна не отвела взгляд.

- Теперь и вы не отрицаете, - сказал Игорь все с тем же странным спокойствием. - Я всегда чувствовал, а в эти дни совсем стало ясно, почему мама умерла так рано. Она вышла за него по любви, а потом ей открылось, какой с нею рядом чужой человек. И сердце не выдержало. Я, Анна Семеновна, мамины глаза помню, а в них - боль. За меня - боль. Он все мамины вещи сразу выбросил и забыл о ней.

- Успокойся, Игорек, - пыталась вразумить Анна Семеновна. - Нельзя так. Не знаю, почему, но нельзя… Он ведь твой родитель.

Спокойно, не мельтеша руками, он стал говорить о том, как отец надумал его женить и какую для этой цели выбрал невесту.

- Он хочет подарить мне свою любовницу, как шубу с плеча.

- Да Бог с тобой, Игорь! Что ты такое говоришь?

- Он в этом ничего плохого не видит. Бог дал человеку ум, душу, плоть. Но появились люди, что выкинули душу, им лишнюю. Он из них, и он, мой отец. Я чувствую - по моим жилам течет его кровь. И это мерзко, будто я прокаженный.

Пытаясь возразить, Анна Семеновна прижала раскрытую ладонь к сердцу, но Игорь поднял руку, умоляя не прерывать его, и вцепился в край столешницы, словно пожелтевшее от времени дерево давало ему силу.

- Я ведь возомнил, что