– Вы долго у него были?

– Около часа.

– Угощал чем-то?

– Кофе, потом вина предложил... Я выпила и то и другое.

– Он сходил к бару, принес бутылку?

– Нет, бутылка уже стояла на столе.

– Много курили? – спросила Касатонова.

– Да, курила я в тот вечер много. В конце концов, он сказал, что менять в своей жизни ничего не намерен и все останется по-прежнему.

– Он имел в виду отношения с вашей дочерью?

– Да, разумеется. У нас с ним одна тема. Я психанула и ушла. А дома устроила хороший такой, профессиональный шмон. Искала билеты в Вологду, деньги... Этим я хотела остановить дочь.

– Нашли?

– Нет. Ни билета, ни денег не обнаружила. Зато нашла пистолет. Маленький, черненький, красивенький... Раньше он мне предлагал его в подарок. Когда у нас с ним что-то было. Я отказалась. Теперь всучил дочери. Я схватила пистолет и снова помчалась к Балмасову.

– Зачем?

– Я хотела бросить этот пистолет ему в морду.

– На этот раз вы отправились к нему без звонка?

– Да, я не звонила. Когда поднялась на его этаж, мне показалось, что дверь не заперта. Я толкнула, дверь открылась. Когда вошла в комнату, Балмасов был уже мертв. Он лежал возле кресла и, как вы правильно заметили, держал в руке пульт.

– Телевизор работал?

– Да, шла какая-то реклама... Что-то предлагали есть, пить...

– Ваши действия? – спросил Убахтин.

– Некоторое время я была в шоке. Потом немного взяла себя в руки и, чуть повернув пульт, выключила телевизор. Наверно, я действительно оставила на нем отпечатки. И только потом начала понимать, что произошло. На столе еще стояла моя чашка из-под кофе, стакан, из которого я пила вино, пепельница была полна моих окурков... И так далее. То есть я всю квартиру как бы пометила своими следами. И тогда решила все эти следы убрать.

– Вы сделали хорошую уборку?

– Да, можно и так сказать. Потом плотно задернула шторы, погасила свет. Но прежде чем выйти, и о вас подумала.

– Обо мне? – удивился Убахтин.

– Да, – кивнула Юшкова. – На столе, среди грязной посуды, объедков и окурков, я при уборке нашла зажигалку. И сразу поняла, кто здесь побывал. От этой зажигалки я каждый день прикуривала по нескольку раз – мне ли ее не узнать! И посредине чистого, убранного стола оставила эту зажигалку.

– Она сработала, – кивнул Убахтин. – Благодаря Екатерине Сергеевне.

– Я же говорю – шумный дух, – усмехнулась Юшкова.

– Это в каком смысле?

– Шумный дух – это полтергейст. Он все предметами бросается. А она, похоже, их подбирает. Видимо, вместе работают.

– Ладно, оставим пока это, – Убахтин не чувствовал себя уверенно в этой теме. – Сделали уборку, погасили свет, выключили телевизор и... Что было дальше?

– И вышла.

– Замок щелкнул?

– Да, сработал.

– Я так и думал, – кивнул Убахтин. – Цокоцкий, обнаружив отсутствие зажигалки, мог той же ночью прийти к Балмасову, к уже мертвому Балмасову. Но дверь оказалась запертой. А он оставил ее открытой. Впрочем, для себя мог объяснить это сквозняком или еще чем-то невинным.

– Пистолет, – напомнила Касатонова.

– Я вернулась к своей машине и долго сидела, не в силах стронуться с места. Помню, много курила. Я не могла вести машину, даже прикуривала с трудом. Руки ходуном ходили. Зачем-то заглянув в сумочку, увидела пистолет. И подумала, что нужно от него избавиться. Что следствие наверняка выйдет на мою дочь, на меня... И пистолет станет уликой. Открыв дверцу, я хотела бросить его в кусты, но шел сильный дождь. Я не решилась выйти из машины. И тут увидела прямо возле колеса канализационную решетку. В нее и бросила пистолет. Мне показалось, что его там никогда никто не найдет.

– Нашли, – обронил Убахтин.

– Надо же, – удивилась Юшкова.

– Все патроны оказались на месте, калибр совершенно не тот. Пуля, которую извлекли из головы Балмасова, выпущена из пистолета Макарова.

– Хоть здесь мне повезло, – усмехнула Юшкова. – Я закурю?

– Конечно, – Касатонова поднесла ей пачку с коричневыми сигаретами, щелкнула зажигалкой.

– Последний вопрос, – сказал Убахтин. – Что мешало все это рассказать нам в самом начале? Почему вы не захотели защищаться?

Юшкова некоторое время курила, жадно втягивая в себя дым, потом с улыбкой посмотрела на Убахтина.

– Знаете, есть такая история... Где-то в Сибири задержали человека с похищенным золотом. У него обнаружили трехлитровую банку, доверху наполненную золотым песком. И он признался следователю, что золото это украл и потом тридцать километров шел по тайге к железнодорожной станции. Следователь эти показания исправно записал и передал дело в суд. А суд его оправдал.

– На каком основании?

– Обвиняемый сказал, что желает провести следственный эксперимент. Тут же на суде выяснилось, что трехлитровая банка с золотом весит почти шестьдесят килограммов. Пройти тридцать километров по зимней тайге с таким грузом невозможно. Следователю не пришло в голову, сколько может весить такое количество золота.

– А какое отношение эта история имеет к вам?

– Я тоже решила кое-что приберечь до суда.

– Чтобы посадить меня в лужу? – ужаснулся Убахтин.

– Или в калошу. Если это вам больше нравится, – улыбнулась Юшкова.

– Жестокая вы женщина, – проговорил Убахтин, подписывая пропуск. – Безжалостная. Это плохо. Так нельзя.

Юшкова взяла пропуск и, не читая, сунула его в карман.

– Спасибо, – сказала она. – Счастливо. – И, уже уходя, уже от дверей обернулась: – Заглянули бы как-нибудь, Екатерина Сергеевна. Нам найдется о чем поговорить.

– Обязательно! – горячо заверила Касатонова. – До скорой встречи!

После ухода Юшковой некоторое время в кабинете стояла тишина. Потом неожиданно резко зазвонил телефон.

– Убахтин слушает! – громко произнес следователь. – Понял! Доложу! Доложу все, как есть! – И положил трубку. – Гордюхин приглашает на чай. Говорит, что достал каких-то совершенно потрясающих пряников. И в достаточном количестве.

– Пряники – это прекрасно! – ответила Касатонова.

И они с легким сердцем вышли из следственного отдела, спустились по залитой солнцем лестнице и продолжали идти по дорожке к служебному помещению участкового Гордюхина. Молчание нисколько не угнетало их, поскольку Убахтин уже планировал опознание членов банды Цокоцкого, которые наверняка с ним то ли в служебных, то ли в родственных отношениях, причем не слишком близких. Своего сына на подобные дела Цокоцкий не отправил бы, а троюродного племянника, сына полузабытой тетки, внука умершего соседа... Это можно. Касатонова же, в полном соответствии с женской логикой, корыстолюбиво прикидывала, как бы половчее составить заявление с требованием погасить убытки, нанесенные юными подонками в квартире и на пожарище. Заявление такое написать просто необходимо, поскольку появился человек, который обязан все это оплатить. Тем более что этот человек оплатить может. Если ему кто-то должен пятьдесят тысяч долларов, то, конечно же, он дал не последние свои пятьдесят тысяч. А еще она подумала о том, что неплохо бы к чаю купить лимон, да и вино не помешало бы, сухое, красное, может быть, даже каберне. Если взять бутылку емкостью ноль семьдесят пять, то на брата придется как раз по хорошему полновесному стакану.