— Успешно. Лекари подтвердили ваши слова — Мите нужен покой и уход. И еще… особые фрукты.

— Солнечные яблоки? — маг чуть заметно улыбнулся. — Да, вещь ценная. И редкая ныне.

— Будем искать, — сказал я. — Но я к вам по другому вопросу. Помните, я рассказывал, что разбил тот черный кристалл в городе?

— Помню, — спокойно отозвался маг. — И до сих пор искренне радуюсь и не нахожу объяснения тому, как вы выжили и успокоились, не выгорев дотла.

А ведь такая вероятность была и весьма немаленькая. Хорошо, что все обошлось. Хорошо, что артефакт в моей голове, который я все это время считал имплантом, оказался одной из первых рун. И хорошо, что мне хватило воли его обуздать.

Я сжал крепче небольшой камушек в кармане.

И не только его.

— Так вот… — я осторожно извлек тот самый серый конусообразный камеь, который подобрал на месте уничтоженной Дикой Руны. — После него остался вот этот артефакт. Я не знаю, что это, но чувствую… силу. Иную. Не такую темную, как от кристалла.

Я протянул камень Скворцову. Маг взял его кончиками пальцев, поднес к глазам. Его зрачки на мгновение сузились, а затем расширились, в них вспыхнул синий огонек.

— Невероятно… — прошептал он, и я впервые увидел на его лице не просто удивление, а настоящий шок. — Сердце Руны… Очищенное… Но как?..

Он поднял на меня взгляд, полный вопросов, на которые, я был уверен, у меня пока не было ответов.

— Помните вы сказали мне, если станет совсем худо — мне нужно добраться до руны? — спросил я его и постучал себя пальцем по виску.

— Верно, — кивнул маг.

— Я добрался, — повторил я, и на этот раз в моем голосе прозвучала не только усталость, но и нотка триумфа. Я действительно гордился этим. Мэтр тогда сказал мне «научиться зреть». И я научился

Или, может быть, просто констатация невероятного факта.

— Не к той, черной, что стояла на площади. К той, что внутри меня. Тот камень, что я видел на поляне в своем сознании. Я смог прикоснуться к нему, — объяснил я сказанное.

Я видел как Скворцов удовлетворенно улыбнулся, прикрыв глаза, словно понимал, что так будет с самого начала, но он все равно задал вопрос:

— К внутренней руне? — переспросил он спокойно. — Значит, ты все же научился зреть и смог вступить с ней в контакт. Похвально, юноша. Очень похвально.

— Да, — кивнул я. — Кажется… кажется, мне удалось ее… обуздать? Или, по крайней мере, установить некий диалог. Ту силу, что мне подсадили в голову ученые моего времени… они ведь и сами не ведали, что творили, мэтр. Играли с силами, природу которых даже не пытались понять до конца. Они видели лишь инструмент для ускорения мыслительных процессов, а получили… вот это, — я снова ткнул пальцем в висок. — Магию. Руну. Как вы это называете.

Я перевел дух, пытаясь собраться с мыслями, восстановить в памяти хаотичную последовательность событий, которые все еще казались нереальными, словно отголоски лихорадочного сна.

— После того, как я коснулся камня внутри себя все вокруг снова заволокла тьма. Та самая, что была, когда Шепот захватил нас на площади. Я помню происходящее смутно, как в тумане… Словно меня снова затянуло в ту вязкую черноту, но на этот раз я не был один. Я чувствовал ее — ту Дикую Руну, тот черный кристалл. И она чувствовала меня.

Я замолчал, пытаясь подобрать слова, чтобы описать то, что произошло дальше. Это была не физическая битва, не обмен заклинаниями. Это было нечто иное — столкновение воли. Чистое, первобытное противостояние двух сознаний, двух сил, одна из которых стремилась поглотить, подчинить, а другая — выжить, вырваться, защититься и защитить остальных.

— Мне кажется это была борьба. Битва воли, — продолжил я рассуждать всулх. — Она пыталась удержать меня, снова затянуть в тот мрак, из которого нет выхода. А я злился. Злился на себя за ошибку, за то, что подвел людей, злился на эту чертову Руну, на Цепеша, на весь этот безумный мир. Я был на грани. На грани жизни и смерти, в самом отчаянном положении, когда казалось, что выхода уже нет. Я был зол на себя за то, что подвел людей, которые поверили мне и тоже могли сгинуть.

Я снова замолчал, вспоминая то всепоглощающее чувство. Ярость, ставшая топливом. Ответственность, ставшая стержнем. Желание жить и защитить тех, кто доверился мне, ставшее… пламенем.

— И тогда я воспылал, — сказал я тихо. Не потому, что опасался своих людей, нет. А потому, что сейчас им не нужно было знать таких тонкостей. Но Скворцов меня услышал. — Чувство воли… оно стало настолько необъятным, мэтр. Словно плотину прорвало. Я не знаю, как это объяснить. Но я почувствовал, что могу все. Что никакая тьма, никакая Дикая Руна не сможет меня удержать. Эта сила выплеснулась наружу. Сначала я разнес Цепеша, — признание далось нелегко, но скрывать это от Скворцова было бессмысленно, он и так, скорее всего, все понял, — а потом ударил по кристаллу. Просто ударил, вложив в этот удар всю свою ярость, всю волю. И он он рассыпался. А я словно сбросил оковы. Шепот исчез. Тьма отступила. И-и-и… я нашел вот это, — я снова указал на серый камень в руке мага.

Я посмотрел на Скворцова, ожидая его реакции. Осуждения? Неверия? Но в глазах мага читался лишь глубокий, почти научный интерес и… восхищение?

— И у меня возникла теория, мэтр, — продолжил я, чувствуя себя немного увереннее. — Что я не просто уничтожил Дикую Руну. Что в тот момент, когда моя воля оказалась сильнее… когда я смог противостоять ей и сбросить ее оковы я каким-то образом подчинил ее себе. Очистил. И вот это… — я снова кивнул на камень, — это и есть ее суть? Ее сердце? Но это лишь мои догадки, основанные на ощущениях, а не на знаниях. Я верно понимаю, что это Сердце Руны и есть… сама руна?

Скворцов перевел взгляд с камня на меня, и в его глазах все еще плескался отблеск азарта человека, которому попалось нечто, о чем он очень давно мечтал, но не мог получить.

— Верно, барон, — голос его был тих, но тверд. — Абсолютно верно. То, что