Я смотрела на Адама, переваривая сказанное, чувствуя, что слышу его сквозь стену воды. Я знала, что Адам дошел до своего предела, но когда он поделился правдой со мной, мне захотелось…

Черт, мне захотелось сделать Марии больно больше, чем когда-либо прежде. А Каину? Проклятие.

— После, ну, после того, что случилось, мы довольно быстро узнали, что его собираются судить как взрослого. Мария рассказала своему отцу, что беременна, призналась, кто является отцом ребенка, и тот, придя в бешенство, подключил нашу мать, сказав, что Каин якобы изнасиловал Марию. Это еще большая чушь, чем все остальное, — сказал Адам, запустив руку в волосы. — Ее гребаный отец сказал моим родителям, что если те не найдут способ исправить положение, — то есть принесут меня в жертву — он пойдет в полицию и скажет им, что Каин изнасиловал Марию. Каин был несовершеннолетним, которого судили как взрослого. Мы все знали, что за то, что он сделал с тобой, его посадят в тюрьму. А что там могут сделать с насильником?

— Почему ты не рассказал мне все это раньше?

— Я не мог. — Адам поморщился. — Я ненавижу этого ублюдка. Я ненавижу его со всей гребаной энергией, на которую способен, ненавижу его за то, что он сделал, но мама? Она не ненавидит его.

Нет, Анна не ненавидела Каина. Даже сейчас, несмотря на то, что это плохо сказывалось на ее имидже и могло повлиять на ее переизбрание, она навещала его, по крайней мере, раз в месяц.

В течение нескольких дней после посещения она всегда была в депрессии, и я знала, что Дженис в это время месяца всегда была очень деликатна с ней, зная, что хозяйка находится в изменчивом настроении.

Мне показалось странным то, что Анна приняла меня в свою семью, даже была добра ко мне, но одновременно была способна заставить своего сына страдать от безумия своего брата. Было ли это всего лишь фасадом? Делала ли она все это для меня только из благотворительности, которую использовала как средство для достижения цели, — компенсируя свои визиты к Каину приютом бедной сироты, — воплощающей собой американскую мечту — выйти из самых низов и иметь весь мира у своих ног?

Обо мне уже начали писать небольшие истории в прессе. Моя победная серия привлекла внимание людей, которые следили за этими вещами в преддверии Олимпийских игр. Анна обладала многими способностями, и проницательность была одной из них.

— Это несправедливо, — прошептала я, закусив нижнюю губу.

Плечи Адама опустились. Я не знала, что он ожидал от меня услышать, но не могла сказать, означает ли это облегчение или разочарование от моей реакции на его слова.

— Да, несправедливо. — Адам посмотрел на меня таким взглядом, какой бывает у ребенка, который смотрит в окно магазина игрушек и мечтает о подарках, которые никогда не получит.

Эта аналогия напомнила мне меня в детстве и я, закусив губу, подошла к кровати.

— Мама не умерла, — прошептала я, не зная, что еще сказать.

Адам застыл, и я опустила голову, мои плечи безвольно упали.

— Она покончила с собой, — заявил он уверенным тоном, хотя я и видела внезапное сомнение на его лице.

— Нет. Я ездила в этот городок… — Потирая висок, в котором накопившаяся боль ощущалась словно свинцовая гиря, я прошептала: — Я выросла там. Ну, там жила моя бабушка. Мы много переезжали.

— Почему ты вернулась туда, любимая?

Любимая.

Так болезненно и нежно на фоне того, что он мне только что рассказал.

Я не была идиоткой. Я знала, что была причина, почему Адам поступал так. Почему он отрезал себя от меня так, будто я стала вдруг смертельно заразной. Обидно было то, что он не поделился этой причиной со мной, что уклонялся и избегал меня месяцами, но в его защиту могу сказать, что это ничего не меняло, ведь так?

Конечно, это подтверждало, что наша с ним связь была реальной и правильной, как никогда раньше.

Но он все еще был женат.

На неверном осьминоге.

Если Мария снова забеременела, а Адам сказал, что они не спят вместе… Я должна была предположить, что она залетела на стороне. Но, боже мой, как она могла изменить ему? Адам был таким красивым и хорошим человеком. Я возненавидела ее еще больше, хотя до сегодняшнего дня это казалось невозможным.

— Мне повезло. Я встретила Лавинию, которая была подругой моей бабушки, — прошептала я, глядя на свои кроссовки. — Она умирает, и это единственная причина, по которой она открыла мне правду. Отец бил маму. То есть, я знала это, потому что смутно помню, но мама убила его, защищая меня и себя. Она сидит в тюрьме, Адам.

Адам уставился на меня, а затем, пошатываясь, подошел к кровати, которая прогнулась под его весом, когда он сел рядом со мной. Его рука приглашающе приподнялась, как и раньше, и я устроилась на своем месте, уткнувшись лицом в его горло и обняв за талию, прижимая его к себе.

Я слышала стук его сердца, чувствовала его тепло, и впервые за многие годы ощущала себя лучше.

Этого не могла сделать даже вода.

— Я люблю тебя, — прошептала я печально, зная, что была глупой, произнося эти слова, сказав ему это, но не могла удержаться.

— Боже, Тея, я тоже тебя люблю. — Приподняв пальцем мой подбородок и глядя мне в глаза, Адам прошептал: — Я так сильно тебя люблю.

И в его взгляде не было ни лжи, ни фальши. Одна суровая правда.

Холодный факт.

Но во взгляде, который мы разделяли, не было ничего холодного.

Ничего.

Я вздрогнула, когда он прижался своими губами к моим губам, вначале нежно, все как я помнила. Это было прекрасно. Боже мой! Словно все это время я была под водой, а сейчас поднималась на поверхность, чтобы сделать вдох.

Но ничто не могло остаться прежним, когда все изменилось.

Как показало произошедшее на улице, его поцелуй тоже изменился. Потеряв свою целомудренность, он стал нуждающимся.

Адам нуждался во мне.

А я нуждалась в нем.

Его жизнь пошла под откос еще до того, как ему исполнилось восемнадцать, и ему навязали женщину, которая ему изменяла.

Я не могла понять, почему Анна поступила так, если только не ради спасения своей репутации. Я не могла представить, чтобы Роберт заставил Адама пройти через все это, ревностным ли он был католиком или нет, но меня наполнила жалость.

Адам был хорошим человеком.

Он был моим хорошим человеком.

Я вздрогнула, почувствовав его язык у себя во рту, который стал ласкать в таком настойчивом ритме, что мое сердце забилось сильнее. Его рука обхватила мою грудь, и это ощущалось так хорошо, что на секунду я потеряла способность чувствовать что либо, кроме этого прикосновения. Там.

Адам сжал мою грудь, и этот момент прошел.

— Тея? — простонал он.