Давно были высчитаны – я назову здесь это примерно так: «уравнения устойчивого, воспроизводимого травопольного хозяйства» (сочетания пашни с выпасами и паром) при отсутствии минеральных удобрений. Это требует в год порядка 10 тонн навоза на 1 га пашни – т. е. 6 голов крупного рогатого скота. В России рубежа веков на десятину (примерно гектар) было 1,2 головы скота. В свою очередь для прокорма этой одной головы надо иметь 1 десятину луга. А в России в тот период на десятине кормили 2–3 головы. Это не позволяло повысить урожайность, но заставляло ещё больше распахивать пастбища. Порочный круг.

В 1870–1900 годах в европейской части России площадь пашни выросла на 40,5 %, сельское население – на 56,9 %, а количество скота – всего на 9,5 %. Ещё император Павел, задумывая грандиозную реформу, планировал выйти на показатель 15 десятин земли на двор, – эта цифра была вполне добротно вычислена, это и есть рубежная цифра в России, условие устойчивой жизни. Но к 1877 году 28,6 % крестьянских хозяйств имели уже менее 8 десятин/двор. В 1905 году таких уже – 50 %. Количество лошадей на один крестьянский двор: в 1882 году – 1,75, в 1900–1905 годах – 1,5. Понятно, это из-за катастрофического сокращения площади выпасов. А сокращение тягловой силы – ещё и удар по возможному внедрению конных жаток, веялок, молотилок и т. д., всей тогдашней дотракторной механизации. И это ещё один важный фактор падения производительности труда в сельском хозяйстве, на который, увы, почти не обращают внимания. Ещё один порочный круг, захлестнувший Россию.

Тут надо самокритично припомнить один весьма едкий наш анекдот про китайцев времён «культурной революции». Что у них-де самое скоростное сельхозпроизводство: утром картофель посадили, а уже вечером выкапывают – «потому цто оцень куцать хоцется».

Вот и положение многих наших крестьян рубежа XIX–XX веков имело, если вдуматься, почти абсурдную черту: использование сельхозтехники уверенно шло вспять, и в пределе могло подойти к ситуации 6000-летней пещерной давности, ДО одомашнивания лошади! Пасти негде, всё распахали: тоже «кушать хочется».

Что же это такое – «сельское перенаселение»?

Этот вопрос, как изначальный, фундаментальный «Закон стоимости» не вызывает разногласий, и современные экономисты пользуются определением, принятым и в марксистских учебниках:

«Скрытое перенаселение, аграрное, одна из форм относительного перенаселения при капитализме (см. Промышленная резервная армия труда). Проникновение капитала в сельское хозяйство приводит к тому, что и в этой отрасли экономики рабочая сила становится относительно “лишней”. “Часть сельского населения находится поэтому постоянно в таком состоянии, когда оно вот-вот перейдёт в ряды городского или мануфактурного пролетариата, и выжидает условий, благоприятных для этого превращения” ( Маркс К. , см. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2 изд., т. 23, с. 657). Рост органического строения капитала сопровождается абсолютным и относительным уменьшением спроса на с.-х. рабочих, степень “выталкивания” из с.-х. производства ручного труда повышается. В условиях научно-технической революции, с переходом сельского хозяйства к машинной стадии производства из сельского хозяйства в ряды городского пролетариата вынуждены переходить не только наёмные рабочие, но и мелкие товаропроизводители и землевладельцы, превращаясь фактически в наёмных рабочих с наделом. В развитых странах капитализма индустриализация сельского хозяйства сопровождается массовым разорением средних крестьянских и фермерских хозяйств. Скрытый характер аграрного перенаселения состоит в том, что разорившиеся крестьяне, мелкие и средние фермеры, оставаясь формально самостоятельными хозяевами, вынуждены пополнять армию наёмного труда в городе, расширяя т. о. сферу капиталистической эксплуатации. Особенно велико С. п. в развивающихся странах.

Лит. : см. при ст. Всеобщий закон капиталистического накопления».

Своим студентам, требующим пояснений, я объясняю это примерно так. Вот, например, завод: 500 человек рабочих и служащих. Не расширив, не модернизировав его, не добавив станков, можно кое-как трудоустроить на нём (допустим, по приказу властей, боровшихся с безработицей) ещё 50 человек. Ну, можно по блату принять в заводоуправление ещё 20, 30 родственников, племянников, друзей. Но не может на заводе, созданном под 500 человек (без его расширения), устроиться 2000.

А в деревне, на землю, которую обрабатывали 500 человек, получалось со временем выходили работать и 2000 и даже 5000 человек. Таковы были примерно пропорции роста населения в сельской России с начала XVIII века.

И ведь главное – нельзя даже и мысленно, про себя осуждать этот «безответственный рост сельского населения». Это же сродни естественному росту тела. Это Голова обязана думать, как спроворить новую, б о льшего размера одежду для своего растущего Тела!

Допустим, читателю не понравится этот образ, – ладно, в книгах, даже в учебниках полно сравнений той ситуации со «взрывом пара в котле». Применяясь к тому, более популярному образу, я всё равно повторю: Голова, Город, Правительство, Столица просто обязаны подсоединить к этому «котлу» цилиндр с поршнем и пустить пар на работу, а не на взрыв. Без этого умения Город, Правительство, Столица, Элита не Голова, а тоже Тело – причём очень даже непочётная, непечатная часть Тела… хотя и в очках, и шляпе порою.

Вот чем преступна политика первой половины XIX века, и прежде всего Александра I, имевшего для реформы гораздо лучшие условия, чем его наследники, и не сделавшего ничего (кроме опять же «военных поселений», преступных уже в высшей степени).

И когда в своей докторской диссертации «Боярская дума Древней Руси» В. О. Ключевский мимоходом говорит, может, даже… иронизирует по поводу «…неповторимого умения русского хлебопашца истощать почву », тут он тоже часть той Головы, столь скверно заботившейся о своём Теле.

У многих авторов можно прочесть, что, отменив в 1861 году крепостное право, правительство переложило функции помещиков (прежде всего сбор налогов и поддержание порядка) на сельскую общину, которая как раз и «запирала пар в котле», не давая всё растущему населению покинуть переполняемые деревни. В том-то и драма, что освобождение крестьян оказалось гораздо более долгим процессом, чем мог предположить кто-либо из причастных, сторонников или противников отмены крепостного права. Замена контроля помещика общинным – один из неизбежных этапов. Больше их, помещиков, в середине XIX века заменить было некем/нечем.

Гакстгаузен прав, живописуя достоинства русской сельской общины.

Именно её гибкая сила позволила:

а) заменить ушедшего уже помещика и ещё не пришедшее государство,

б) как-то поддерживать социальный мир в условиях лавинообразно наступающих перенаселённости и малоземелья.

Только через 45 лет в России приступили к следующему этапу, когда развившийся технически оснащённый (связь и транспорт) госаппарат смог дойти/добраться и до отдельного крестьянина.