– Андрей, – напряженно позвала Карин и, чувствуя, как подскочил пульс, быстро пересекла столовую.

В дверях кухни неподвижно лежала на животе крупная женщина. Через полузакрытые маятниковые двери просматривалась только нижняя половина тела.

Женщина была босой.

Розовые пятки. Почти белые морщинистые подошвы.

Выцветшие джинсы с потертыми задними карманами на больших ягодицах. На спине натянулась полосатая футболка из “Маримекко”.

Карин вытянула руку с пистолетом в сторону кухни, а другой рукой медленно отвела дверь в сторону.

И едва не задохнулась, увидев вместо волос и затылка лицо.

Женщине свернули голову.

Шею сломали с такой силой, что связки разорвались, и обнажился диск между первым и вторым позвонками.

– Что за… что тут произошло? – прошептал Андрей.

– Проверь соседнюю комнату, – слишком громко сказала Карин.

Лицо женщины было белым, губы крепко сжаты, глаза вылезли из орбит, под носом запеклась кровь.

Карин, продолжая целиться в сторону кухни, присела на корточки и коснулась запястья женщины.

Труп успел остыть – видимо, женщина была мертва уже несколько часов.

Мысли проносились одна за другой. Тревожный вызов поступил слишком поздно, перекрывать дороги нет смысла, и поддержка оперативной группы уже не нужна.

Карин встала, чтобы проверить тесную кухню, и тут услышала, что ее зовет Андрей. Проходя мимо убитой, она задела стул, и он спинкой ударился о стол.

Андрей стоял в полутемном зале, где занимались йогой и танцами. Занавески были задернуты не до конца, и круглая розовая лампа бросала отсветы на гитару, висящую на стене.

С потолка свисал, крутясь, дискотечный шар, блики плыли по стенам.

Карин проследила за взглядом Андрея, направленным в дальний угол.

Какой-то мужчина с черной бородой и мощными бровями сидел на коврике для йоги, привалившись к шведской стенке. В голове у него зияла глубокая косая рана. Лобная кость вдавилась сантиметров на пять, темная кровь заливала лицо и грудь.

Андрей пробормотал, что они опоздали, и вышел.

Карин осталась, слушая, как грохочет в ушах пульс.

Она понимала, что человек с бородой мертв, но все же коснулась его шеи.

Вытерла руку о штаны и пошла к гардеробу.

Когда она вышла на крыльцо досугового клуба, Андрей сидел на лавке перед темным деревянным столом.

Вдали завыла сирена. Какой-то мужчина с татуировкой вытащил из припаркованного поодаль фургона толстый шланг.

– Он убил персонал и похитил девочку, – сказал Андрей, не глядя на Карин.

– Похоже на то. Ты уже доложил?

– Сейчас.

Пока Андрей докладывал начальству, Карин сходила к машине и принесла рулон ленты-ограждения. Привязала конец к пожарной лестнице, обогнула чулан и деревья, протянула ленту вокруг здания, после чего стала заполнять документы, отчитываясь о принятых мерах.

Желтый свет уличного фонаря падал на листья на асфальте. В это время года фонари горят чуть не круглые сутки.

Прибывшая первой “скорая” по тротуару объехала полицейскую машину и остановилась у заграждения.

Карин подошла к бригаде “скорой”, объяснила ситуацию. Медики прошли за ней в клуб, осмотрели первое тело. Потом все вместе перешли в полутемный зал для йоги.

Карин стояла посреди комнаты, наблюдая, как врач присел на корточки перед убитым. Мелкие отблески с дискотечного шара текли по окровавленному лицу и бороде.

– Носилки, – тяжело сказал врач.

Карин подошла к окну и отвела занавеску, чтобы впустить в комнату свет уличного фонаря.

Когда она отдернула вторую занавеску, ее вдруг накрыл такой страх, что адреналин волной ударил в голову, а пульс загрохотал в барабанных перепонках.

За занавеской, прижав руку ко рту и зажмурив глаза за толстыми стеклами очков, замерла какая-то девочка.

– Дружочек, – только и смогла выговорить Карин.

Девочка, видимо, пряталась за занавеской не один час. Когда Карин осторожно погладила ее по плечу, девочка открыла глаза и покачнулась.

– Не бойся, он уже ушел, – сказала Карин.

Губы у девочки побелели, ее шатало от усталости. Ноги вдруг подогнулись, и девочка опустилась на пол. Карин встала на колени и обняла ее, чувствуя, как дрожит напряженное тельце.

– Давай я тебя понесу?

Она осторожно взяла девочку на руки и понесла ее прочь из зала, стараясь, чтобы девочка не увидела ни мертвеца у шведской стенки, ни женщину в дверях кухни.

– Кто сюда приходил? – спросила Карин, идя между столами.

Девочка не ответила. Карин, чувствуя у себя на плече ее горячее влажное дыхание, прошептала, что бояться не нужно.

Они с Андреем решили, что он останется ждать техников и полицейских из Бюро расследований, а Карин поедет с девочкой в больницу. В машине “скорой” она села рядом с малышкой, взяла ее за руку и снова спросила, от кого та пряталась, но девочка, не отвечая, лишь крепко вцепилась ей в руку. Глаза ее были полузакрыты, она уже засыпала.

Ларс-Эрик Бауэр очнулся с ощущением катастрофы во всем теле. Что-то было очень не так, но вялый мозг не мог переварить неожиданно обрушившиеся на него впечатления.

Было холодно, Ларс-Эрик лежал на земле, и земля, кажется, тряслась под ним.

За секунду до того, как открыть глаза, он подумал о телефонном разговоре с Кристиной.

У нее был странный голос.

Что-то случилось.

Ларс-Эрик еще никогда не слышал, чтобы в человеческом голосе было столько одиночества. Кристина раз десять попросила прощения, объясняя, что сел аккумулятор в машине.

Она подвозила сына в летный клуб в Баркарбю, к югу от Ервафельтет. На обратном пути, посреди лесной дороги, автомобиль заглох.

Кристина обзвонила несколько фирм, которые занимались эвакуацией автомобилей, но ответа не получила и осталась сидеть в машине с закрытыми дверцами, не решаясь идти через лес.

Если он выедет со стартерным кабелем прямо сейчас, то успеет вернуться домой и приготовить ужин к приходу Пеллерины.

Хотя первую встречу они с Кристиной планировали на следующей неделе; Ларс-Эрик даже забронировал столик в рыбном ресторане “Ведхольмс”.

Ларс-Эрик застонал – что-то сильно ударило его в спину.

Он открыл глаза и увидел полную луну, которая светила сквозь мелькающие над головой кроны деревьев.

Все словно во сне.

От удара по затылку свело челюсти.